Джудит Макуильямс. Больше, чем страсть
Пролог
Лондон Октябрь 1814 года Филипп Морсби, восьмой граф Чедвик, войдя в клуб, отдал лакею бобровую шляпу с высокой тульей и кожаные перчатки. — Доброе утро, милорд. Мистер Рейберн ждет вас в игорной комнате. Граф коротко кивнул в ответ и направился на поиски друга. Тот сидел у камина и читал «Пост». Люсьен поднял голову, долго изучал мрачное лицо Филиппа, затем протянул руку к бутылке портвейна, стоящей рядом с ним на столе. Налив вино в стакан, он подал его Филиппу. Филипп одним глотком осушил стакан и так посмотрел на пустой сосуд, словно хотел разбить его вдребезги. — Не забывайте, мы в респектабельном «Бруксе», — проговорил Люсьен, отбирая у друга стакан и возвращая его на место. Филипп опустился в кресло и хмуро уставился в пол. — Палата лордов недостаточно хорошо приняла вашу речь? — отважился предположить Люсьен. — Она вообще никак не приняла ее! Мне пришлось говорить перед почти пустым залом. Такая важная вещь — положение демобилизованных солдат, а эти дубовые головы… Черт побери, Люсьен, должен же быть какой-то способ заставить их трезво взглянуть на вещи! — Чтобы палата лордов трезво взглянула на вещи? — Люсьен с состраданием посмотрел на друга. — С таким же успехом вы могли бы уповать на Божественное вмешательство, как на него надеется Филдс. — Он указал взглядом на противоположный конец комнаты, где играли в фараон. Там сидел бледный молодой человек, тупо уставясь на карту, только что открытую сдающим. Филипп усмехнулся: — И возможно, мне повезло бы так же, как и ему. К утру он проиграет все, что у него есть. — Может быть, вам стоит открыть игорное заведение? Раз уж такие, как Филдс, вознамерились, судя по всему, проигрывать отцовское наследство, пусть хотя бы приносят этим пользу Англии. — Соблазнительный, но слишком уж ненадежный способ получения доходов, — сказал Филипп. — Кроме того, солдаты заслужили пенсию, а не милостыню. Они воевали, а многие из них и погибли за то, чтобы недоумки вроде этого Филдса продолжали свое бесцельное существование. — Это, конечно, верно, — согласился Люсьен. — Но многие ли из нас получают в этой жизни то, что они заслуживают? Филипп нахмурился; его карие глаза потемнели и стали почти черными от нахлынувших горьких воспоминаний, вызванных случайным замечанием Люсьена. Он решительно отогнал их, возвращаясь к проблеме, которая мучила его днем и не давала спать по ночам. — Несколько членов палаты лордов определенно на вашей стороне, — попробовал утешить друга Люсьен. — Это так, но чтобы провести закон через парламент, мне нужна более широкая поддержка. Пока же все мои аргументы не произвели ни малейшего впечатления на пэров старшего возраста, а они-то и обладают наибольшим влиянием. Их точка зрения такова: солдатам платили за то, что они воевали с Наполеоном, а что будет с ними теперь, когда они его победили, это парламента не касается. — А поскольку вы всего лишь тридцатипятилетний юнец, — сказал Люсьен, — они и не намерены вас слушать. — Раньше мне это не приходило в голову, но, возможно, вы и правы. Вероятно, эту проблему стоит рассматривать под другим углом. — Я никогда не был силен в геометрии, старина. Объясните, что это за угол. — Если пэры старшего возраста не желают слушать меня только потому, что я кажусь им чересчур молодым, значит, надо найти человека постарше, которого они станут слушать. Но кого они сочли бы достаточно влиятельным? — Филипп устремил невидящий взгляд на картину, изображающую свору гончих, рвущих на части лисицу. |
