Маленький театр был расположен в старом доме, отделанном с лицевой стороны плиткой, что являлось напрасной маскировкой его ветхости. День выдался жарким и нагретый воздух в помещении был еще жарче, чем на ленивой днем улице. Было душно и резко пахло парфюмерией. Меня впустила вертлявая девочка. Она тщательно заперла за мной дверь, возможно, опасаясь шпионов, и махнула мне пальчиком в том направлении, куда мне надо было идти.

Внезапно открылись вращающиеся двери и в коридор вышли покурить пара девушек в римских тогах. Они остановились в свете единственной лампочки, слишком слабой, чтобы освещать весь коридор, и закурили, не заметив в полумраке моего присутствия.

Я видел, что им не жарко, и не мог понять почему. Но тут одна из них расстегнула тогу и я поглядев на нее понял почему: просто под ней ничего больше не было. Вертлявая девица скромно произнесла:

— Эллен, у нас посетитель.

Наконец, Эллен заметила меня, улыбнулась и поздоровалась.

— Очень приятно, — но она не удосужилась запахнуть тогу. Потом я прошел через вращающиеся двери.

Пара вентиляторов внутри помещения перегоняла душный воздух, создавая обманчивое впечатление прохлады. Я расстегнул рубашку, освободил узел галстука и чуть прикрыл глаза, привыкая к полумраку. Зал был уставлен креслами с разбросанной на них одеждой. Передо мной располагалась сцена, на которой находились несколько человек в тогах. Они стояли, дожидаясь распоряжений от маленького взъерошенного типа в тенниске. Он что-то кричал им тонким фальцетом и размахивал руками, положив сценарий на пианино.

Найти Мату оказалось несложно. Она ярко выделялась на фоне какого-то светлого пятна в своей просторной тоге. Вероятно, она была самой красивой женщиной в зале, другие ей и в подметки не годились. Режиссер с взлохмаченной головой объявил десятиминутный перерыв. Вертлявая что-то крикнула Мате, но слов я не разобрал. Она взглянула в зал, но ничего не увидела, так как в лицо ей бил свет юпитеров. Мата спрыгнула со сцены и подбежала к нам. Обеими руками она схватила мои руки, не скрывая радости.

— Вы получили мой пакет, Майк?

— Да, я пришел лично вас поблагодарить.

— Ну, как мальчик?

— Чувствует себя хорошо. Только не задавайте мне вопрос о моем самочувствии. Прошлой ночью кто-то пытался разбить мне голову.

— Майк!

— Ничего страшного. У меня крепкая голова.

Мата приподнялась на цыпочки и осторожно ощупала огромную шишку на моей голове, сморщив носик.

— Вы знаете, кто это сделал?

— Нет. Если бы я знал, то он примерял бы на себя гроб по размеру.

Мата взяла меня под руку и отвела в сторону.

— Давайте посидим немножко. Я так о вас беспокоюсь.

— К чему это?

Она опустила блестящие глазки.

— Наверное я буду дурочкой, если скажу вам почему, — промолвила она.

— Сказать?

— Если пришло мгновение поцеловать ее, то откладывать было нельзя, но на ней было наложено столько грима, да и свидетелей было слишком много.

— Это вы скажете мне вечерком, — я улыбнулся и она ответила такой многозначительной улыбкой, что у меня мурашки побежали.

Мы закурили. Откинувшись на спинку кресла, я внимательно посмотрел на нее и произнес:

— У нас добавилось еще одно убийство, моя кошечка.

Мата не донесла сигарету до рта и повернулась ко мне.

— Еще одно? Нет, не надо!

— Парень по имени Мэл Хукер. Ближайший друг Декера. Вы знаете, Мата, я думаю, что в этих убийствах кроется крупное дело.

— Цепная реакция, — прошептала она.

— Своего рода... И для ее начала оказалось достаточно совсем немного: триста долларов и ожерелье, всего-навсего.