Здесь были настежь раскрыты окна, и виден был старый вековой сад.

— Боже мой, какая прелесть, как зелено, свежо! — воскликнула Креолка и вскочила на скамью, а оттуда на подоконник. Легкий ветерок заиграл ее черными, как смоль, локонами.

— Зина… Бухарина… Что ты делаешь?.. — округлив умышленно, как бы от ужаса, глаза, подбежала к ней Сима-Волька, — и тебе не страшно?

— А что? — спросила Креолка.

— Прическу тебе ветер растреплет, вот что! — крикнула Сима, запрыгнула на подоконник и взмахнула руками, как крыльями, точно готовясь лететь.

— Глупо, Эльская! — Креолка незаметно взглянула в оконное стекло, как в зеркало, и поправила отделившийся локон.

На соседнем подоконнике, протянув руки к саду, Лида Воронская декламировала только что сочиненное стихотворение:

— Воронская, ты шестнадцатого билета не знаешь, пробеги скорее… — услышала поэтесса голос с соседнего окна и быстро соскользнула с подоконника, несмотря на протестующий ропот подруг, требовавших продолжения декламации.

Но шестнадцатый билет так и не суждено было прочитать Лиде. К ней подошла Елецкая, положила на плечо руку и сказала:

— Вороненок, предупреждаю: я твоего папу-солнышко и маму-Нэлли приглашаю на выпускной бал… У меня остаются свободные билеты… Понимаешь?..

— Ах, спасибо, Ольга… Ты очень добра… — обрадовалась Лида, — а я позову тогда на мои билеты Каролину и Марию, племянниц фрейлейн Фюрст… Пусть они повеселятся, бедняжки.

— А Большого Джона? Разве ты не пригласишь Большого Джона? — удивилась Ольга.

— О, он все равно не приедет, Большой Джон, — со вздохом проговорила Лида, — не приедет он, Елочка… Он сердится на меня…

И она хотела прибавить еще что-то, но неожиданно прозвучал голос Додошки:

— Медамочки, предупреждаю вас, не удивляйтесь: если я вытяну один из последних билетов, то упаду в обморок… Ясно, как шоколад…

— Экзаменаторы!.. Экзаменаторы!.. — послышался голос m-lle Медниковой, и выпускные поторопились занять свои места.

Мысли Лиды были далеко от экзамена, она знала, как говорится, на ура все билеты, за исключением шестнадцатого. Но и о нем она нимало не заботилась сегодня. Всеми ее помыслами теперь овладел Большой Джон. Через три дня надлежало быть выпускному балу, этому последнему торжеству вылетающих из стен институтской клетки птичек.

На этот бал разрешалось приглашать знакомых, родственников и друзей выпускных, которым полагалось два пригласительных билета.

Лида еще в начале года мечтала о том, как на этом балу, хозяйками которого считались испокон веков сами выпускные, она будет танцевать с Большим Джоном. И вот — все рухнуло разом по ее же милости. Ее друг, ее брат, ее добрый волшебник сердится на Лиду, правда, справедливо, но… ведь она искупила свою вину… А он и не знает…

— Госпожа Даурская! госпожа Воронская!.. — услышала она голос Стурло и подошла к зеленому столбу брать билет.

Первое, что бросилось ей в глаза, была красная, как кумач, рожица Додошки.

— Ничего не знаю… Двадцатый билет… У тебя который?.. — услышала она ее шепот.

Лида перевернула взятый ею только что со стола кусочек картона и чуть не вскрикнула от ужаса.

На нем была цифра 16.

«Провал!.. Ясно — провал, без всякого сомнения!»

Провал у Стурло Воронская считала для себя позором. Она была одной из лучших учениц у «Рыжебородого Тора», и историк справедливо гордился ею.