Ночь обещала быть даже приятной. Матрацы высохли, и теперь из них сделали удобные кресла, костёр давал тепло и свет. Луна озаряла озеро и не слишком отдалённый другой берег. Красота и таинственность серебристо-чёрного недвижного пейзажа явно подействовала на Тереску.

— Честно говоря, мне жуть как хочется узнать, что же он ищет, — призналась она мечтательно. — Вот бы что-нибудь такое замечательное! Скипетр Казимежа Ягеллона или ренессансные драгоценности, которые привезла с собой из Италии королева Бона! Или, скажем, подлинный дневник исповедальника испанского короля, оправленный в сафьян…

— А почему именно Казимежа Ягеллона? — прервала её заинтересовавшаяся Шпулька.

— Никак не могу вспомнить, куда запропастился его скипетр, а ведь должен был быть. В Англии вон есть коронационные регалии, а у нас — фиг с маслом! Или монеты с тех времён, когда Калиш на римских картах назывался Calisia, или ложки, которыми ел легендарный основатель первой польской династии — Пяст, или, на худой коней,, череп мамонта, разбитый каменным топором и тот самый нож, которым с него сдирали шкуру…

— Или зубы и когти вавельского дракона, — услужливо подсказала Шпулька. — Или перстень, что королева Кинга бросила в соляную шахту…

— Нечего издеваться! Где-то все это должно быть. Пусть не именно здесь, но вообще — в стране! И куда подевалось? Быть не может, чтобы все свистнули, что-то должно было остаться.

— Уж скорее такие вещи надо искать в развалинах старого монастыря или в подземных замках, а не под камнями на озёрах.

— Могли украсть в развалинах и перепрятать под камни. И вообще, я тогда не знаю, что тут может быть, разве что труп.

Шпулька вздрогнула.

— Признаться, я тогда насмерть забыла о трупе, а то бы ни за что на свете не стала помогать тебе копать. Попробуй, уже можно пить?

Тереска взяла остывающую банку и осторожно поднесла к губам. Было не очень горячо, и она сделала несколько глотков.

— Странный вкус, — определила она, передавая жестянку подруге. — Немного кисловато, но пить можно. Надеюсь, мы не заварили случайно какую-нибудь отраву.

— Ядовитую траву ещё поискать надо, — ответила Шпулька, собираясь пить импровизированный чай.

И тут вдруг случилась вещь невероятная и глубоко потрясшая обеих подружек. Безмятежно горевший до сих пор рахитичный костерок неожиданно оживился, фыркнул и выплюнул длинный огненный язык. Дьявольское пламя, шипя и разбрызгивая искры, поднялось столбом выше деревьев, слегка отклоняясь к озеру. Тереска со Шпулькой вздрогнули и застыли на месте, ошалело уставившись на странное явление. Высокая и тонкая струя огня шипела буквально какие-то секунды, затем в камнях послышался короткий, тоже шипящий звук, горящие сучья и ветки разлетелись в разные стороны, на ноги девчонкам брызнули мелкие камушки и земля, а вверх с оглушительным свистом устремился раскалённый снаряд. Шпулька дёрнулась и вылила на себя все содержимое жестянки. Ракета, свистя как тысяча чертей, взлетела в небо, прочертила дугу и упала в воду. Яркий свет, заливший на несколько секунд окрестности, мгновенно погас.

Девчонки буквально окаменели, потрясённые невиданным зрелищем. Они даже не успели серьёзно перепугаться, так неожиданно и быстро все случилось. Тереске вдруг что-то обожгло ногу, и она тут же пришла в себя. Срываясь с матраца, она заорала не своим голосом:

— Туши! Скорее! А то лес загорится!!!

Хворост из очага разлетелся, к счастью, недалеко, но от горящих веточек уже занялась трава. Облепленная мокрыми земляничными листьями Шпулька отшвырнула банку, вскочила, бестолково потопталась на месте, тоже обожглась, и ей тоже это помогло.