Изменить размер шрифта - +

— Скорее уж нападаешь на наши очаги. Что-то я не припомню, чтобы Робин Гуд сражался с природными явлениями.

— Ты смотри, осторожнее, — предупредила Шпулька благородного разбойника. — Она историю знает как свои пять пальцев, с ней лучше не спорить.

Неловкость, возникшая поначалу от резкого перехода на «ты», наконец исчезла. Тереска была глубоко благодарна подруге за её героическое вмешательство. Сама бы она ни за что в жизни не отважилась на подобное предложение. Робин был старше их на несколько лет и уже совсем взрослый, а кроме того, казался ей столь непохожим на её друзей и знакомых. Если бы не его непосредственность и отношение к подругам как к равным, Тереска бы ещё долго испытывала страшную робость и неловкость, а одновременно — огромное счастье.

Все трое сидели на матрацах у костра и с аппетитом ужинали. Счастье ещё, что ужин этот не превратился в угольки! Робин с явной неохотой объяснял накопившиеся загадки, пытаясь увильнуть от некоторых ответов.

И все же Тереске со Шпулькой наконец удалось выяснить, откуда появился кусок жести, так кстати найденный после поимки угря, и почему их не обокрали в ту ночь, когда все их имущество было брошено на произвол судьбы. Столь заботливым оказался отнюдь не аристократ, остающийся по-прежнему фигурой весьма таинственной. Зато с мелинитом все прояснилось.

— А почему он, собственно, там лежал? — недовольно спросила Тереска. — Ты откуда о нем знаешь?

— Слишком сложный какой-то материал, — добавила с явной претензией Шпулька. — Раз взрывается, раз — нет…

— Взрывается всегда, — объяснил Робин. — Разве что его вовсе нет. Но вы-то как раз прямо выискивали места, где он был. Сам по себе он не взрывается, нужно его или поджечь, или хорошенько подогреть. Вы на острове его подогрели что надо. Вот и взорвалось все. Слава Богу, в озеро полетело…

— Так откуда же он взялся?

— Это долгая история. В конце войны тут действовал партизанский отряд. Партизаны запасались взрывчаткой так, чтобы в любой момент была под рукой. Вот и позакапывали её по всей округе, обозначая места камнями. В дело успели пустить только часть запасов. Война кончилась, люди — кто погиб, кто уехал. С тех пор уже столько лет прошло, камни мхом поросли, часть пирамидок разрушили, а от некоторых и следа не осталось…

— А то, что осталось, за все эти годы так никто и не выкопал? — недоверчиво спросила Тереска. — Лежало себе спокойненько и лежало?

— И не испортилось? — добавила Шпулька. — Не намокло? И везде лежало?

— Да вовсе не везде. Говорю же — жалкие остатки, и те хорошо запрятаны. А не выкопали потому, что не знали. Правда, когда-то эти места были обозначены на карте, да карта была в единственном экземпляре и давно пропала.

Тереска со Шпулькой переглянулись. Шпулька открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же — по знаку Терески — его захлопнула.

Тереска попыталась кое-что для себя уточнить:

— Погоди. Во-первых, после войны армия такие вещи ликвидировала, а во-вторых, ты ещё не сказал, откуда тебе это известно.

— Армия занималась минами, неразорвавшимися снарядами, бомбами и всяким оружием. До какого-то мелинита им и дела не было. Если бы о нем знали — другое дело, а так как никто о нем не сообщил, его и не искали. Эта взрывчатка лежит себе тихонько, пока её не подожгут, а до вас как-то никому и в голову не приходило поджигать камни. Вы были первыми. И я никак ума не приложу, зачем вам это понадобилось? Нормальные туристы складывают очаг из кирпичей или камней, напоминающих кирпичи, а не из бесформенных валунов. Да ещё уложенных в шаткую пирамиду. Спятить можно!

Шпулька поинтересовалась:

— А откуда же ты узнал о мелините, если никто не знает?

— Одним из этих партизан был мой отец.

Быстрый переход