- Иди, отдохни, детка. Утром мы поедем к Остину. Ты только скажешь ему то, что сегодня сказала мне. И я верю - он сразу почувствует себя лучше. Потерять тебя сейчас он бы не смог. Не вынес. - Под глазами Алисы лежали глубокие тени, а на самом донышке зрачков притаилась тревога. Она обняла Тони и прошептала: - Все-таки мы с тобой очень сильные, дочка, пережили такое землетрясение... Попробуй поспать. Завтра нам предстоит ещё одно дело. Мы обязательно навестим Йохима. Боже, ведь он всегда тайно мечтал об этом дне, надеялся, ждал и молчал!

- Что же я скажу ему, мама?

- Просто то, что поняла. И ни в чем не винишь. Он так хотел сделать свою дочь прекрасной... И ты - чудо, Тони.

Антония вспомнила горящие восхищением глаза Бейлима и его, похожие на молитву, арабские заклинания: "Ты чудо из чудес, Тони".

- Я благодарна Йохиму за все. Что бы там ни произошло со мой после, сказала она и впервые за всю эту ночь увидела, как на лице Алисы промелькнула радость...

..."Мадемуазель Антония, господин Шнайдер настойчиво проси разбудить вас", - у постели Тони стояла горничная, протягивая телефонную трубку. Часы показывали 10.30. Тони сразу вспомнила минувшую ночь и голова закружилась от неразберихи беспокойных мыслей.

- Антония, голубка! Приятного утра тебе, Карменсита, и маленький подарок. - Шнайдер был явно пьян. - Я уже успел отметить это событие, грех было не напиться. Детка, детка! Не вешай трубку и держись за потолок: твой верный пес сделал то, что хотела сделать ты!

- Прекрати паясничать, Артур, у меня слишком много проблем без тебя. Спасением алкоголиков я сегодня не занимаюсь, прости.

- Тони, девочка! Наконец мне удалось избавить тебя от беды, милая...

- Что? Что случилось?

Вместо ответа Артур напел похоронный марш и голосом радиодиктора сообщил: "Читайте прессу!". Тони повесила трубку. Вникать в смысл пьяного бормотания Шнайдера ей не хотелось. Вернее, было вовсе не до него. Предстояла встреча с отцом, вернее теми двумя, которых она должна была теперь называть "папа"! У Остина, лежащего с капельницей в отдельной палате частной клиники было странное выражение лица, когда в дверях появились две золотистые головы.

- Как же я ждал вас, девочки! - он устало опустил веки, из сомкнутых губ вырвался стон.

Милый, милый Остин! Только сейчас, на белой подушке, под прицелом больничных приборов, в безжалостном свете боли и слабости, обнаружила себя и восторжествовала победу беспощадная старость. Семьдесят три, второй инфаркт, а сколько ещё - огнестрельных, колотых, резаных и, куда страшнее, - душевных ран!. Сколько погребенных секретов, мучительных тайн, тяжелых потерь...

Алиса присела рядом, положив ладонь на лоб мужа и сразу ощутила холодную испарину немощи. "Дорогой мой Монте-Кристо, "миссионер справедливости", ты победил и на этот раз. Тони осталась нашей дочерью..." Остин открыл глаза, с мольбой и ожиданием вглядываясь в лицо стоящей в дверях Антонии.

- Папочка! - она бросилась к нему, присела у кровати и прижалась губами к колючей щеке, пахнущей как всегда, как полагалось с самого детства, лавандовой свежестью. - Я люблю тебя, папа! Вот, смотри! - Тони показала ему висящий на шее медальон. На этих фотографиях и мама, и ты улыбаетесь - такими вы нужны мне всегда!

- Я люблю тебя, детка! - Остин судорожно вздохнул и с хрипом выдохнул воздух. Глаза закрылись, пальцы стиснули край одеяла. - Алиса, пожалуйста, вон те капли...

- Может быть, позвать врача? - она протянула мужу лекарства и поднялась, но рука Остина остановила её.