Изменить размер шрифта - +
Яйца разом слопали. Жалко мне их стало. Выразить трудно, как жалко. Подумал я, подумал, что они голодные будут в Москве делать, пожалел и предложил им три рубля заработать. Уговорил. Ушли в укромное место. Расположились. Девочки по очереди дежурили.

Ребята столпились вокруг громко рассказывавшего Жаренова.

— У меня слезы текли, когда я это делал с ними, — говорил Жаренов своим слушателям. — Жаль мне было девочек, очень были молоды… Прямо дети…

Никто не заметил, как Лиза Стрелкова бросила свою работу и подошла к слушателям.

Тем неожиданнее раздался ее голос.

— Идем! — крикнула Лиза. — Это тебе так не пройдет! Идем в завком, говорят тебе!

Лизин голос прерывался, губы дрожали.

Я подошел к Климову и сконфуженно прошептал:

— Как же мы не обращали внимания на эту дрянь? Бабы нас с тобой учить начали.

Мы с Климовым оставили работу и вмешались в общую группу.

Жаренов нагло засунул руки в карманы и нахально спросил:

— Извиняюсь, Елизавета Константиновна, вы, кажется, географию правили?

— Дальше что? — взволнованно отозвалась Лиза.

— Так вот, вы вместо меня лучше с мужем про Европу толкуйте…

— И про И-талию, — вставил Комаров.

— Лучше про полушария, — прибавил Борохович.

Лиза отшатнулась, покраснела и растерянно отошла.

Нет, я сразу видел, что не бабье дело мерзавцев учить. И при чем тут завком?

Я отодвинул плечом стоявшего передо мной Андриевича, размахнулся и изо всех сил хряснул Жаренова по лицу кулаком.

Он упал на пол, но тотчас вскочил и бросился на меня.

Окружавшие нас ребята подались в стороны.

Тогда я схватил его за ворот, откачнул от себя, пригнул его голову к кассе и начал бить по его противной роже.

Честное слово, я не жалел, что избил Жаренова, хотя он даже не смог выйти на своих ногах из наборной. Но после обеда на стене появился приказ, подписанный товарищем Клевцовым. Мне объявлялся выговор за хулиганскую выходку на производстве.

Я с этим был не согласен и прямиком отправился в директорский кабинет.

— Садись, садись, Владимир Петрович, — любезно встретил меня директор. — Нехорошо, брат, на старости лет бедокурить.

— А хорошо, товарищ Клевцов, человеку свиньей быть? — спросил я директора.

— Так ведь это же к производству отношения не имеет, — опять укоризненно заметил Клевцов.

— Ах, так! — сказал я ему. — Бабу травят, бабу лупят, но это к производству отношения не имеет? А вот, например, Степанов выполняет у нас работу простой сортировщицы, которая оплачивается по девятому разряду, но получает как помощник мастера, а сортировщицы Берзина и Рытова несут обязанности контроля, но одиннадцатого разряда никто им дать не подумает. Это, конечно, товарищ Клевцов, отношения к производству не имеет. Нормировщица Кочерыгина наработала семь тысяч браку, ну и вычтем убыток из ее заработка. А что же, спрашивается, делали в это время мастер с помощником? Изволите ли видеть, они занимались срочной политдискуссией. Опять виновата баба. Прекрасно, товарищ Клевцов, вы мне объявляете выговор, а я схожу в одно учреждение побеседовать по этому делу.

Директор выслушал меня, не прерывая. Когда я кончил, он протянул мне руку и произнес:

— Нечего огород городить. Выговор сейчас снимут, и, пожалуйста, не бузи.

В коридоре я встретил бежавшую к выходу Стрелкову.

— К мужу спешишь? Ну, беги, беги, — ласково заметил я ей вслед.

— А ну тебя к свиньям, зубоскал! — сердито огрызнулась Лиза.

— Вот тебе и на! — ухмыльнулся я, разводя руками.

Быстрый переход