Вошел адъютант. Он хотел что-то сказать, но Геринг жестом приказал оставить его вдвоем с генералом. Адъютант вышел.

— Русские могут жить без хлеба, они могут жить без воды, без крова над головой… Дух борьбы и стойкости этой до фанатизма одержимой нации непостижим уму среднего человека! Своего рода евангелием у этого народа является газета «Правда». — Геринг смолк и, пройдясь вдоль стола, тихо, теперь уже не приказывая, а по-товарищески советуя, проговорил: — Эргард, ты понял, что приказ фюрера относится в равной степени ко мне и к тебе — генеральному инспектору военно-воздушных сил Германии? Фюрер знает, я ему сказал об этом, что сегодня ты летишь в 1-й воздушный флот и сделаешь все, что он от нас требует.

— Готов служить великой Германии! — твердо произнес генерал-фельдмаршал и энергично вскинул над головой руку. Его щеки снова зарозовели, в глазах появился воинственный блеск.

Геринг наклонился над столом и пожал руку Мильху:

— Фюрер не забудет нашего верного служения Германской империи. И чем скорее два этих большевистских очага будут развеяны в пыль и пепел, тем внушительнее будут выглядеть списки наших личных высших наград.

Геринг проводил Мильха до двери и еще раз крепко пожал его сильную, мускулистую руку:

— Желаю удачи.

…На утро следующего дня, двадцать девятого ноября тысяча девятьсот сорок первого года, в десять часов тридцать минут по московскому времени немецкий летчик Ганс Келлер в сопровождении эскадрильи истребителей на своем видавшем виды «юнкерсе» с эмблемой леопарда на фюзеляже и крыльях прорвался сквозь заградительный огонь зенитной артиллерии защитников Ленинграда и в заданном квадрате задымленного города нажал на гашетку бомбового пуска. Фугасная бомба огромной разрушительной силы, лениво отделившись от самолета, полетела на землю.

Глава первая

Владимир развернул газету и еще раз, словно не веря себе, пробежал взглядом строки Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении его орденом Красного Знамени.

— Черт возьми, это же здорово! И ведь не в какой-нибудь второразрядной газетенке, а в «Известиях»! Ну, похвали меня, Ларчок. Разве я плохой у тебя? Разве в мирное время за пустяки награждают боевыми орденами?

Лариса подошла к Владимиру и, склонившись, молча поцеловала его в щеку. С того самого дня, когда они подали заявление в загс, в ней что-то изменилось. Все эти полтора месяца ожидания дня регистрации она испытывала доселе неведомое ей чувство щемящей радости и тревоги: а вдруг все это сон? Вдруг в одно прекрасное утро она проснется в своем студенческом общежитии и поймет: не было никакого капитана Горелова, не было наяву никакой любви, не было заявления в загс…

До регистрации брака осталось три дня. И чем ближе была та грань, за которой ее жизнь, ее судьба навсегда соединятся с жизнью и судьбой Владимира, тем сильнее росли в душе Ларисы тревога и волнение. С Владимиром она познакомилась два года назад, еще на третьем курсе, знала его так, как, наверное, не знала себя, и все-таки какое-то смутное предчувствие не то беды, не то какой-то опасности томило ее сильнее и сильнее. «Может быть, эта тревога бывает у невест перед замужеством?» — думала Лариса и успокаивала себя тем, что все это она придумала. Ведь Владимир любит ее… «А может быть, этот страх и беспокойство поселились в мою душу потому, что только сейчас я по-настоящему поняла, какая опасная работа у Володи? Лишь за последний год он обезвредил более ста авиационных бомб, сброшенных в войну фашистами.