– А тех бандитов, следовательно, за похвальное поведение переведете через курс? – не сдержался Бат.

В начале учебы Герн казался ему гораздо симпатичнее. Доброжелательный, подчеркнуто вежливый, многознающий, этакий образец профессора старой школы. Он и сейчас не повышал голоса, говорил спокойно, даже, казалось, в увеличенных очками глазах иногда мелькало сожаление. Только отношение к господину Герну у Чачу давно стало иным. Конечно, неглупый, конечно, когда-то хороший специалист, но вот его позиция по многим вопросам…

– Вы только усугубляете собственную участь. – Профессор развел короткими пухлыми руками. – Ко всему прочему – конфликт с администрацией и оскорбление жителей Хонти. А тут, между прочим, культура, не в пример, скажем, нашим горным народам…

– Значит, господин Герн, попытка объяснить последовательность событий отныне называется конфликтом? – Чачу внутренне успокоился. По существу, его особо ничего не держало в Школе. Послевоенного восстановления не наступало, напротив, с каждым годом становилось заметно хуже. Какой толк грызть гранит науки, когда знания в итоге останутся невостребованными? Нет, надо ехать обратно в Метрополию. Не может быть, чтобы там не нашлось какого-нибудь нормального дела.

– Скажите, господин Чачу, вы всегда готовы возражать? С таким характером, как у вас, в жизни придется несладко.

– Только когда на моих глазах творится явная несправедливость, – признался Чачу. – Или, по-вашему, несколько сказанных на общеимперском слов отныне является провоцированием конфликта? Уже не говорю, будто один человек может просто так наброситься на шестерых. Тем более, Тик Гуул. Вы же знаете его, господин Герн. Умница, отличник, только отнюдь не драчун.

– Не драчун. Тем удивительнее происшедшее. Вы ведь тоже были на довольно хорошем счету до этой безобразной драки. Что и кому вы хотели доказать, господин Чачу?

– Только то, что никому не позволено творить беспредел.

Профессор вздохнул:

– Запомните, господин Чачу. Насилие может породить только ответное насилие. Надо уметь относиться к людям с пониманием. Мы на хонтийской земле, а не в Метрополии и должны вести себя так, чтобы местное население полюбило нас и простило за все прошлые прегрешения. А вы…

У Бата возникло впечатление, будто они с профессором беседуют на разных языках. Он мыслил не в тех категориях, и не чувствовал за собой вины за прошлое. В котором, кстати, не жил. А еще – всегда считал все земли исконно имперскими, вне зависимости от того, когда и при каких обстоятельствах они вошли в единое государство.

Сверху не было видно никаких границ. Почему же они должны быть внизу? Только оттого, что кто-то вдруг решил помутить воду, чтобы на волне мути подняться повыше? А для этого старательно обрабатывает молодежь, благо поводов для глобального недовольства достаточно, и надо лишь направить гнев в нужное русло.

– Когда прийти за документами, господин профессор?

– Вы не желаете принести публичное извинение? Мне намекнули, что было бы весьма желательно, если бы зачинщики драки покаялись в прессе.

– Мне не за что извиняться. Не знаю, что порождает насилие, но бессилие лишь заставляет противника вести себя еще наглее.

– Жаль. Я думал, вы более рассудительный молодой человек. А оказалось…

Вроде вежливо сказал, но словно подразумевалось: что взять с сына мясника?

– Там это… В кассе сказали: на ближайшие две недели никаких билетов нет. Такого столпотворения никто не помнит. Это… Очереди – на всю привокзальную площадь. Такое впечатление, все готовы бежать отсюда сломя голову.