Выражалась надежда, что все вновь падающие цилиндры будут впредь уничтожаться сильнейшими взрывчатыми веществами, которые уже заготовлены и рассылаются. «Бесспорно, — говорилось в отчете, — положение необычное и грозное, но население не должно поддаваться панике. Конечно, марсиане ужасны, но ведь их менее двух десятков, а нас миллионы!»

«Принимая во внимание размеры цилиндров, власти имеют основание предполагать, что в каждом находится не более пяти марсиан. Всего, значит, их пятнадцать. По крайней мере один из них уже выбыл из строя, а быть может — и больше. Население будет своевременно предупреждено о приближении опасности; особые меры принимаются для охраны жителей юго-западных предместий». Новыми уверениями в безопасности Лондона и выражением твердой надежды, что власти сумеют справиться со всеми трудностями, кончалось это полуофициальное сообщение.

Оно было напечатано самым крупным шрифтом на еще непросохшей бумаге, и у редакции не хватило времени, чтоб добавить сюда хотя бы одно слово от своего имени. Любопытно было видеть, рассказывал брат, как безжалостно все остальное содержание газеты было скомкано и урезано, чтобы дать место этому сообщению. На Уэллингтон-стрит нарасхват раскупали экстренный выпуск, а на Стренде уже раздавались выкрики целой армии газетчиков. Люди даже вылезали из омнибусов, чтобы заполучить газету. Ставни магазина географических карт на Стренде были раскрыты; какой-то человек, одетый по-праздничному, в лимонно-желтых перчатках, стоял в витрине и поспешно приклеивал к стеклу карты Серрея.

Проходя по Стренду до Трафальгар-сквера с газетой в руке, брат встретил нескольких беглецов из Западного Серрея. Какой-то мужчина правил тележкой вроде тех, какими пользуются зеленщики; в ней сидела его жена с двумя мальчиками, и был навален домашний скарб. Тележка ехала со стороны Вестминстерского моста, а за нею следом тащилась фура для сена, в которой устроились пять или шесть прилично одетых мужчин с сундуками и узлами. Лица у беженцев были испуганные; все они резко отличались от празднично разодетых пассажиров омнибусов. Люди в элегантных костюмах с удивлением выглядывали из кебов. Беглецы в нерешительности остановились у сквера, потом свернули на восток по Стренду. Какой-то мужчина в рабочей одежде проехал за ними на старинном трехколесном велосипеде с маленьким задним колесом. Он был весь в грязи. Лицо его было бледно.

Мой брат повернул к Виктория-стрит и снова натолкнулся на толпу беженцев. У него мелькнула смутная надежда, что он, быть может, встретит меня. Он увидел усиленные наряды полицейских, которые регулировали движение. Некоторые из беженцев разговаривали с пассажирами омнибусов. Один уверял, что видел марсиан:

— Котлы на ходулях, говорю вам, и шагают, как люди!

Большинство беженцев было взволновано и возбуждено недавними впечатлениями.

На Виктория-стрит рестораны были переполнены вновь прибывшими. На всех перекрестках люди толпились кучками, читали газеты, нервно переговаривались или смотрели на этих необычных пришельцев. Беженцы все прибывали, а к вечеру, по словам брата, улицы походили на окрестности Ипсомского ипподрома в день скачек. Брат не раз пытался завести беседу с беженцами, но они давали весьма неопределенные ответы.

Никто не мог сообщить ничего нового о судьбе Уокинга. Впрочем, один человек уверял его, что Уокинг совершенно разрушен еще прошлой ночью.

— Я из Байфлита, — говорил он. — Какой-то велосипедист проехал рано утром, останавливаясь у каждого дома и советуя всем нам уходить возможно скорее. Потом явились солдаты. Мы вышли посмотреть, что делается: на юге был виден дым, только дым, и никто не приходил по той дороге.