И вот, в то время, как мы с викарием шопотом спорили, вырывали друг у друга пищу и питье, боролись и дрались, снаружи в яме, под беспощадным солнцем этого страшного июня, марсиане налаживали свою непонятную для нас жизнь. Теперь я расскажу о том, что видел. После долгого промежутка я наконец снова завоевал право смотреть в щель и заметил, что к новоприбывшим присоединилось еще трое марсиан с тремя боевыми треножниками и с какими- то новыми приспособлениями, расставленными в стройном порядке вокруг цилиндра. Только что собранная вторая многорукая машина обслуживала какой-то новый аппарат, принесенный одним из треножников. Аппарат этот своими общими очертаниями напоминал жбан для молока, а над ним был укреплен качающийся приемник грушевидной формы; какой-то белый порошок непрерывно сыпался из него в подставленный внизу круглый сосуд.

Вращение шло от одного из щупальцев многорукой машины. Две лопатообразные руки копали глину и бросали куски ее в грушевидный приемник, в то время как третья рука периодически открывала дверцу и удаляла из средней части прибора обожженный кирпич, покрытый нагаром. Четвертое стальное щупальце направляло порошок из котла по коленчатой трубке в какой-то другой приемник, скрытый от меня кучей голубоватой пыли. Из этого невидимого приемника поднималась прямо вверх струйка зеленоватого дыма. Пока я смотрел, многорукая машина с легким музыкальным звоном вдруг, словно подзорную трубу, растянула щупальце, скрытое раньше за кучей глины и казавшееся минуту назад коротким тупым отростком. Секунду спустя щупальце подняло кверху полосу белого алюминия, еще не успевшего остыть и ярко блестевшего, и отложило его в клетку из таких же полос, сложенную у одной стороны ямы. В промежутке между заходом солнца и появлением первых звезд эта проворная машина изготовила не менее сотни таких полос прямо из сырой глины, и куча голубоватой пыли поднялась выше краев ямы.

Контраст между быстрыми и сложными движениями всех этих машин и тяжелой пыхтящей неуклюжестью их владельцев был так велик, что сплошь да рядом живыми казались машины, а не марсиане.

Викарий стоял у щели, когда к яме принесли первых пойманных людей. Я сидел на полу и прислушивался.

Вдруг он отпрянул назад, а я, думая, что нас заметили, замер от ужаса. Он тихонько пробрался ко мне по мусору и присел рядом со мной в темноте, бормоча и показывая что-то пальцами; испуг его сообщился и мне. Движением руки он дал мне понять, что уступает мне щель. Любопытство придало мне храбрости, я встал, перешагнул через викария и прильнул к щели. Сначала я не понял причины его страха. Уже смеркалось, звезды казались крошечными и тусклыми, но яма была освещена зелеными вспышками от машины, изготовлявшей алюминий. Неровные отсветы зеленого огня и двигавшиеся черные смутные тени производили странное впечатление. В воздухе кружились летучие мыши.

Марсиан не было видно за кучей голубовато-зеленой пыли. В одном из углов ямы стоял боевой треножник с укороченными поджатыми ногами. Вдруг среди машинного гула как будто послышались человеческие голоса. Я подумал, что мне померещилось, и сначала не обратил на это внимания.

Я нагнулся, наблюдая за боевым треножником, и только тут окончательно убедился, что в колпаке и впрямь скрывается марсианин. Когда зеленое пламя вспыхнуло ярче, я разглядел его лоснящийся покров и блеск его глаз. Вдруг послышался крик, и я увидел, как длинное щупальце перегнулось за плечо машины к маленькой клетке, висевшей позади нее наподобие гроба. Потом высоко в воздухе поднялось что-то барахтавшееся, какой-то неясный, загадочный предмет, черневший на фоне звездного неба. Когда предмет опустился, то при зеленой вспышке я увидел, что это человек. В течение нескольких секунд я успел его рассмотреть.