Павлу, к которому ввиду угрожавшей его жизни опасности вернулась вся его живость, пришло в голову заручиться помощью Мартика. Вся трудность была в том, как вызвать его из замка, пока силезцы были еще в городе.

В ратуше собрались перепуганные Хинча Кечер, Никлаш из Завихоста, Пецольд из Рожнова и другие. Когда Герман Ратиборский из окна своего дома увидел, как они шли в ратушу, он также в предчувствии недоброго бросился к ним.

Но едва он показался у дверей, как Павел закричал:

— А вы здесь зачем? Идите к тому, чью сторону вы держали. Для вас здесь нет места!

Герман весь затрясся от гнева и хотел отвечать бранью, но все отступились от него, как от зачумленного, и он должен был удалиться прочь, ругаясь и проклиная.

— Если нам суждено погибнуть, — крикнул он, грозя рукой, — то пусть же погибнем все и город с нами! Подожжем его с четырех концов!

В это время проходил мимо Гануш из Мухова, тихий и спокойный человек. Услышав эти слова, он остановил Германа и выразительно произнес:

— Слушай, ты! Если хоть одна искра вспыхнет, я сам тебя притащу и велю повесить под ратушей… Клянусь Богом!

В ратуше раздавались жалобы и упреки.

— Охать и проклинать — бабье дело! — во весь голос крикнул Хинча Кечер. — Будем лучше держать совет!

— Да, если бы можно было что-нибудь придумать, — прервал его Петр Мориц.

— Есть один выход, — сказал Павел. — Если все не спасутся, то хоть у некоторых останутся головы на плечах. Завтра силезцы выйдут из города, а мы поедем к князю Владиславу, чтобы показать ему, что не все были против него, и будем умолять его и просить, чтобы был к нам милостив.

— Да, хорошо, — возразил Хинча из Дорнебурга, — а он первых, кто ему покажется на глаза, велит повесить! Я его знаю… У него весь город будет отвечать! Он никому не простит! И месть будет ужасна! Тот, кто нас сгубил, будет увезен в Силезию и сохранит голову на плечах, а из нас никто не может быть уверен в своей.

— Этого не может быть! — прервал его Кечер. — Конечно, будет много жертв, но не может же он сравнять с землею весь город, он ему нужен!

— Но всех немцев он прогонит отсюда!

— Нас слишком много! Город без нас обезлюдеет! Начались споры. Павел настаивал на том, чтобы слать послов,

и потихоньку прибавлял, что сам он надеется найти посредника, который поможет ему умилостивить разгневанного Локотка.

Соглашение еще не было достигнуто, когда Фульд, начальник силезского войска, ворвался в ратушу не так, как он приходил сюда раньше для дружеской беседы, но как нападающий. За ним вломилась толпа силезцев.

— Кто у вас здесь старший? — спросил он.

— Здесь нет старшего, потому что войт у вас под стражей, — сказал Павел.

— Но ведь есть еще два войта.

— Их нет здесь!

Гануш из Мухова, человек серьезный и спокойный, выступил вперед.

— Чего вы хотите? — спросил он.

— Вы должны нам дать денег! — вскричал Фульд. — Ведь мы не получали жалованья. И князь не даст нам ничего… Мы должны получить от города. Так он приказал.

Присутствовавшие переглянулись. Никто не отвечал.

Тогда один из наиболее дерзких силезцев схватил за горло стоящего ближе к нему мещанина, а другие по его примеру принялись за остальных. Перепуганные советники бросились к дверям, но там стояла сильная стража, вооруженная бердышами.

Раздались крики и призывы на помощь, а в конце концов один под угрозой быть задушенным сказал, где находится городская казна. В соседней горнице находился большой железный кованый сундук, прикрепленный к стене вделанными в нее скобами.