Фигура Патриарха Иова всегда являлась чрезвычайно неудобной для всех измышлителей. Ведь он ясно и однозначно не признал какую-либо связь между Борисом Годуновым и убийством Царевича Димитрия в Угличе в мае 1591 года, а следовательно, все рассказы о мучимом совестью кровавом тиране, о пресловутых «кровавых мальчиках в глазах» — всего лишь плод воображения и далеко не всегда художественного.
Когда следственная комиссия Шуйского представила материалы, собранные на месте гибели Царевича в Угличе, на обозрение Царя и Патриарха, то Святитель заключил, что «смерть Димитрия Царевича учинилась Божиим судом». Как исторически обоснованно говорится в Житии, «Патриарх Иов не верил в причастность Бориса Годунова к убийству Царевича и сохранял свою уверенность в этом до конца дней Первопатриарх всегда был честен перед Богом и людьми.
Однако многие историки до сего дня почему-то не доверяют мудрости и искренности Святителя, но зато готовы принять на веру, без всяких «экспертиз », любую пошлость, любую сплетню, дискредитирующие Власть и Церковь в России.
Если поверить на слово «скептическим» авторам типа упоминавшегося Н. И. Костомарова, то образ Первопатриарха получается неказистый. Какой-то тихий, маленький, бесхарактерный человек, стремившийся ни во что не вмешиваться и сильным во власти не перечить. Его нередко изображают чуть ли не слепым орудием «коварного Бориса Годунова», который руководствовался не волей Провидения, то есть Волей Божей — подобные историки и категории таковой не знают, а исключительно желаниями всемогущего Бориса Годунова. Верить подобным лживым сказаниям, этим злобным карикатурам ни в коем случае нельзя.
Патриарх Иов был скалой, несокрушимым «адамантом», являлся монументом мужества и непреклонности в тех случаях, когда дело касалось и судьбы государства, и судьбы Церкви. Ему пришлось испытать огромные потрясения; много бессонных ночей провел Святитель в мольбах и слезах, видя нестроения, злоумышления, предательства и измены, приносившие ему раны душевные. В своем духом завещании — «духовной грамоте», написанной в 1604 году, Иов говорил следующее: «Бог знает, в какие рыдания и слезы я впал с тех пор, как возложен был на меня сан святительства, или из-за своей немощи, не имея сил духовных, или соболезнуя бедам паствы своей, погружаем был в лютые напасти, озлобления, клеветы и укоризны; всё это меня, смиренного, постигало»*^. В 1604 году он ещё не ведал, какие испытания, какие муки ему предстоит пережить в три последних года жизни...
Иова, этого русского многострадальца, многие трагические события настигли, и он многое постиг в характере людском, что противоречило всему кодексу поведения православного человека. Когда в 1598 году по воле «Собора Земли Русской», по мольбам Патриарха, других пастырей и мирян Борис Годунов принял Царский венец, то Первопатриарх чувствовал и прекрасно понимал, что среди родовитого боярства далеко не все довольны подобным выбором, что пошли сразу же слухи, что Борис — «недостойный».
Чтобы сказать своё защитительное слово, слово архипастыря, Иов составил особый документ, который можно рассматривать как Житие почившего Царя Фёдора Иоанновича. Называлось это сочинение: «Повесть о честном житии благоверного и христолюбивого государя Царя и Великого князя всея Руси Фёдора Иоанновича, о его царском благочестии и добродетельных правилах по святой его кончине».
Патриарх воссоздавал образ почившего Монарха в самых радужных тонах, что соответствовало традиции агиографической литературы. Не менее важно и то, что Патриарх даёт в «Повести» и восторженные характеристики Борису Годунову, который «превосходил всех саном и благоразумием и, благодаря достойнейшему его правлению, благочестивая Царская держава процветала в мире и тишине». Были перечислены и главные свершения Годунова, когда он при Царе Фёдоре фактически управлял делами государства. |