– Мадам, не соизволите ли вы… убрать свою руку, – попросил он по-русски, с легким французским акцентом.

Женщина повернулась, посмотрела безумными глазами сквозь него и усилила нажим на его локоть. Не повезло, с беспокойством подумал он, дама, сидящая рядом, без сомнения, была истеричкой. На этот раз разжать ее пальцы оказалось еще сложней, и Михаэль стал подумывать о возможности пересесть на другое место. Он и сам до дрожи боялся летать, но вел себя, по крайней мере, корректно и не нервировал других пассажиров.

– Мы все умрем, молитесь, грешники! – взвизгнула женщина.

Михаэль вздрогнул и разом вспотел. Грешником он себя не считал, но все же на всякий случай еще раз прочитал молитву. По салону пробежал взволнованный шепот, люди занервничали. Он озадаченно повернулся и оглядел салон первого класса – свободных мест не было.

– Кара небесная постигнет нас! Молитесь, грешники, ибо в этом есть наше спасение! – заорала сумасшедшая, вскочила и вознесла руки к потолку. Пассажиры в тихом ужасе уставились на ненормальную. Одна женщина решила даже всплакнуть и издала сдавленный всхлип. Стюардессы засуетились вокруг неврастенички, вежливо пытаясь уговорить ее успокоиться и сесть на место. Но не тут-то было: рыжая оттолкнула бортпроводниц и, размахивая руками, понеслась по салону в хвост самолета с дикими воплями отчаяния и требованиями, чтобы ее немедленно выпустили.

– Да выпустите вы ее действительно, – посоветовал кто-то сердобольный сочувственно.

– Ага, пусть полетает, где у вас тут дверь? – поддержали его дружно. Все засмеялись и опять затихли, потому что сумасшедшая баба уже неслась в обратном направлении, ловко маневрируя между вставшими на ее пути стюардессами. Просвистев метеором по салону первого класса, женщина с разбегу «протаранила» головой дверь в кабину пилотов, издала тихий стон и затихла на полу.

– А вот и дверь, – хихикнул кто-то, – жаль, что она оказалась заперта.

– What happened? – озадаченно спросила сухощавая старушка-англичанка, которая с самого начала полета дремала и только что проснулась.

– Пить, мамаша, будете? – вместо ответа спросил полный бородатый мужчина, сидящий рядом с ней и вытащил откуда-то литровую бутылку водки. Старушка утвердительно кивнула кучерявой головой и протянула свой пластиковый стаканчик. Вслед за старушкой потянулись к своим стаканчикам остальные пассажиры первого класса, народ начал медленно восстанавливать свой душевный покой и всласть напиваться. Михаэль не был исключением: выпив вместе со всеми за спокойный полет, он устроился поудобнее и вновь погрузился в изучение дневника.

Через двадцать минут его начало клонить ко сну, навалилась безудержная зевота. Он прочитал уже половину тетради, но полезной информации пока не обнаружил, и скучное повествование о тяжелой жизни стало его утомлять. Стараясь не уснуть и подавив очередной зевок, он пролистал еще несколько страниц, сосредоточенно уставился в текст и зевать перестал. Наконец мелькнуло интересующее его имя – Нина Лацис описывала свои впечатления от знакомства с новой осужденной. «Вчера перекинулись с ней парой слов. Ее зовут Тома, она из Москвы, дома остались мать и маленькая дочка. И когда только успела родить? Молоденькая совсем, младше меня лет на пять, маленькая, хрупкая с виду, стрижка „ежиком“ и большие глаза, темные, внимательные, нагловатые… Не могу избавиться от мысли, что где-то видела ее, и теперь мучаюсь от неопределенности. Странное чувство… Странная девушка… По-моему, сумасбродка и дебоширка. Вряд ли мы станем подругами, хотя она явно этого хочет. Не понимаю – почему?»

«Тома», – задумчиво повторил про себя Михаэль и с азартом стал листать дневник дальше, уже зная заранее, что очень скоро Тома, Тамара Яковлевна Качалина, станет самой близкой подругой Нины, и все ответы на вопросы будут найдены.