– Поймал, не отвертишься. Даже не пытайся от меня убегать, – его приглушенный голос врывается и ледяными щупальцами захватывает мой разум. Коул на экране ловит меня и заключает в непозволительные объятия.

– Коул, не надо. Нам нельзя, – опускаю взгляд, не в силах выдержать взор Мердера.

– Мне можно. Мне все можно, – в привычной манере обрабатывает меня он.

Здесь мне нет восемнадцати.

– Глупый, ты же знаешь…

– Каким ты меня назвала? Хотя… пожалуй, да. С тобой – да. Твое присутствие делает меня таким, Пикси.

Резко зажмурившись, я переворачиваюсь на другой бок. Дышу с трудом, ощущая, как тяжелеют грудная клетка, сердце и легкие.

Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть… Ббред, сон, иллюзия, что угодно… только не реальность.

На экранах другой стены меня ждут куда более ужасающие картинки из моего прошлого. Интимные, сокровенные, только мои.

Никто не захотел бы видеть себя со стороны в такие моменты. Заснятым на камеру – точно.

Это создает абсолютную иллюзию того, что вся моя жизнь – шоу.

И у нее есть главный режиссер, постановщик и оператор.

И это не я.

Я – игрушка в его передаче под названием «за стеклом». И я готова на все, чтобы разбить, взорвать и уничтожить эту хрупкую стену прямо сейчас и выбраться из нее. Любой ценой. Даже если на волю придется бежать по разбитым стеклам.

Я концентрируюсь на одном из экранов. На нем я танцую обнаженной перед зеркалом в своей спальне. Глажу себя по бедрам, дурачусь, подпеваю Бьенсе… вращаю головой, отправляя волосы в свободный полет.

На другом – отрывок из «Саботаж». Я забираюсь на крышу одного из джипов и подпеваю американским хип-хоп исполнителям. О черт, я снимаю с себя рубашку, вращаю ею над головой и кидаю в улюлюкающую толпу. Один из парней, что ловит ее, кричит мне пошлые и одобрительные фразы, а остальные – подхватывают их. Я веселюсь, разыгрывая из себя профессиональную стриптизершу. Мы все там жутко пьяные, и социальный статус волнует нас в этот момент меньше всего.

Дальше – только хуже.

Я слышу свои несдерживаемые стоны на том экране, что транслирует то, как я мастурбирую. В моей руке – крошечная игрушка для клитора, а в мыслях – Коулман без рубашки. Тело изгибается плавной волной, соски затвердевают и, увеличивая темп своих ласк, я прикасаюсь к своей груди, выкрикивая лишь одно имя:

– Коул! Да, Коул… пожалуйста, Коул. Будь во мне. Возьми меня. Я так хочу тебя глубоко внутри…, – и с каждым моим словом звук из экрана только нарастает, словно кто-то специально увеличивает его.

Я кончаю с громкими и высокими вскриками, извиваясь полностью обнажённой на своей постели.

Закрываю глаза. Затыкаю уши. Меня нет…

Но перед внутренним взором все равно отпечатываются все до единого увиденные моменты.

Я со всех ракурсов. Чувствую себя разрезанной на кусочки, выставленные на всеобщее обозрение. В разном возрасте, начиная с пятнадцати лет. Каждый гребанный экран, куда бы я ни посмотрела, находится всего на расстоянии трех метров от меня. Я в центре этой тесной комнаты, где стенами являюсь я сама.

Только один человек в мире мог организовать для меня подобное шоу.

Коулман Мердер.

И теперь, когда я созерцаю весь этот вопиющий ужас, у меня не остается сомнений в том, что он больной извращенец.

– Открой глаза, Пикси, – его голос обдает ледяным ветром.

Я повинуюсь, обращая внимание на самый большой экран прямо передо мной. Именно он служит полным отражением моей настоящей реальности. Я вижу хрупкую девушку на матраце, бережно обнимающую себя за колени.