Он хлопал, не думая останавливаться, ни капли не смутившись, с серьезным выражением лица. Бабушка и дедушка Йейтс сидели там же, явно не зная, одернуть ли внука или поддержать его. Постепенно к нему присоединились и другие прихожане. Все вставали с мест, широко улыбаясь, и аплодисменты превратились в рев.
Я стояла, не двигаясь с места, не зная, что делать, пока ко мне не подошла Соня. Она попросила меня сыграть «Аве Мария» Шуберта. Я давно выучила это произведение наизусть, потому что обожала его. Исполнять его я не планировала, но долгие овации придали мне уверенности. Я села за инструмент и начала играть. Слушатели вновь заняли свои места. Когда я доиграла эту прекрасную, священную мелодию, никто уже не хлопал. Стояла оглушительная тишина. Прихожане смолкли, не скрывая слез.
Позже Соня сказала мне, что плакали все. Я все время смотрела на то место, где стоял Сэмюэль. Он встретился со мной взглядом и торжественно кивнул. Я склонилась в легком поклоне и отправилась на свое место, где меня уже ждал отец с распростертыми объятиями.
Мы с Сэмюэлем снова сидели в автобусе. Обогреватели работали на полную мощность. В салоне стоял запах промокших носков и резиновых сапог. Рождественские каникулы закончились. Две недели свободы остались позади, и школьники пребывали в унынии. Я не видела Сэмюэля с самого Рождества.
– Когда бы я об этом упомянула? – удивилась я. – Мы ни разу не говорили о музыке. А ты на чем-нибудь играешь?
– Нет. У нас есть народные песни, но не помню, чтобы кто-то играл на каком-нибудь инструменте. – Сэмюэль бросил на меня восхищенный взгляд. – Но ты… ты играешь так… Я никогда не слышал, чтобы так играли.
– Спасибо. – Его похвала доставила мне удовольствие. – И за аплодисменты спасибо, – мягко добавила я. – Это был лучший момент в моей жизни.
Я поняла, что, похоже, переборщила с драматизмом, и покраснела. Но я говорила правду. Со мной еще никогда такого не бывало. Музыка, овации, красота церкви на Рождество, мои близкие, которые пришли посмотреть на меня, послушать мою игру. Еще ни разу в жизни я не была в центре внимания. Теперь я поняла, зачем люди выступают. Изначально мне хотелось научиться играть просто из любви к музыке. Она приносила мне радость, вот и все. Но оказалось, что выступать тоже здорово. С каким серьезным выражением лица аплодировал мне Сэмюэль! Я знала, что никогда в жизни этого не забуду.
– В моей тоже. – Голос Сэмюэля прозвучал грубовато. Это признание явно далось ему нелегко. – Я никогда не слышал такой музыки.
– Ты же знал, что хлопать нельзя? – спросила я, смущенно улыбнувшись.
– Да. Но ничего не мог с собой поделать.
– Когда-нибудь я буду путешествовать по миру, играть прекрасную музыку, дарить людям счастье и слушать их аплодисменты, – мечтательно вздохнула я.
Мы помолчали, размышляя о моих радужных перспективах.
– Хочешь кое-что послушать? – вдруг спросила я, доставая кассетный плеер и наушники.
Это был рождественский подарок от Сони и дока. Остаток каникул я провела, делая копии моих любимых произведений из коллекции миссис Гримальди.
Я открыла свой Sony Walkman и посмотрела, что за кассета в нем стоит. «Бетховен», – гласила аккуратная надпись. Я нажала кнопку «воспроизвести», и тут же у меня в ушах зазвучала Девятая симфония. Я перемотала к началу и нацепила наушники на Сэмюэля. Мне нравилось слушать музыку громко. Невозможно по достоинству оценить классику – перепады высоты, отдельные ноты, трели, – если не включишь ее на полную мощность и не позволишь ей завладеть твоим вниманием. Я включила воспроизведение и стала ждать, затаив дыхание. |