– Джермин не мог поверить в то, как она истолковывает его слова. – Неужели у вас нет уважения к старшим?
– Есть, разумеется. Поэтому я помогу ей подняться по лестнице, потом уложу в постель и принесу чашку горячего чаю. А вы оставайтесь здесь и… звените своими кандалами.
Обхватив мисс Викторину за талию, она направилась к лестнице.
– Дорогая, – услышал он укоризненный голос мисс Викторины, – он не причинил бы мне боль. Он всегда был таким хорошим мальчиком.
Джермин в изнеможении опустился на койку. Когда он был молодым, ему все это говорили, и он действительно был хорошим мальчиком.
Ему нравилось приезжать на остров, чтобы навестить мисс Викторину. Он обожал ее пирожные и любил, чтобы она суетилась вокруг него. А еще ему нравился запах лаванды в ее саше. Она оказывала благотворное влияние на мальчика, обескураженного событиями, которых он не понимал и не мог изменить.
Он не помнил, когда и почему перестал навещать мисс Викторину. Возможно, это было просто связано с тем, что он вырос и обнаружил, что существуют охота, балы, женщины и сигары, и забыл, что есть море, небо, облака и земля. Все это пронеслось у него в голове, когда Эми целилась в него из пистолета и хладнокровно произнесла «три». Он вспомнил всю свою жизнь в последний раз – так он думал, – и когда он вспомнил про этот пронзительный момент ужаса, у него по спине пробежал холодок и задрожали руки.
Он не мог понять, что здесь происходит, но он был не намерен умереть в этом чертовом погребе от рук безумной старой женщины или ослепленной ненавистью девицы. Он непременно отсюда выберется, чего бы это ему ни стоило.
Нагнувшись, он занялся кандалами.
В спальне мисс Викторина не протестовала, когда Эми снимала с нее ее лучшее воскресное платье и надевала старую фланелевую ночную рубашку. Она поморщилась, только когда Эми попросила ее поднять руки, чтобы снять платье, и девушка увидела, что на хрупком плече мисс Викторины расплывается синяк.
Про себя Эми пожелала, чтобы у этого животного там, в погребе, заговорила совесть, чтобы он хоть немного раскаялся. А лучше было бы связать ему руки и дубасить его до тех пор, пока он не раскается во всех своих грехах или не грохнется без сознания. А еще лучше – и то, и другое.
Эми молча пыхтела, и мисс Викторина угадала направление ее мыслей. Она слишком хорошо ее знала и поэтому сказала:
– Эми, дорогая, ты помнишь, как тебя принес Пом – мокрую и растерзанную?
– Конечно, помню.
Эми достала каминными щипцами несколько раскаленных углей и положила их в металлическую постельную грелку, чтобы прогреть холодные простыни.
– Я спросила тебя, откуда ты, а ты отвернулась и не хотела говорить. Ты отказывалась рассказать мне о своей стране, или о своем титуле, или о своих бедных сестрах, которых ты потеряла. – Мисс Викторина погладила Эми по руке. – Я боялась, что ты глухонемая. И ты определенно умирала от голода.
– Вы накормили меня обедом. – Эми откинула простыню и жестом пригласила мисс Викторину лечь в постель.
– Первыми твоими словами были: «А вы не боитесь, то я убью вас в вашей постели?»
– Я такая обаятельная, – рассмеялась Эми. – Думаю, что маркиз Нортклиф с этим согласится.
– Он еще тебя не знает, дорогая. А когда узнает, он влюбится в тебя, как все парни в деревне. – Мисс Викторина вздохнула и устроилась в постели поудобнее. – Я тебя тогда так жалела. Ведь у тебя в целом свете не было никого, кто бы тебя защитил или о тебе позаботился. Мне хотелось взять тебя под свое крылышко и больше никуда не отпускать.
– Вы самая добрая леди на всем белом свете.
Эми знала, о чем говорила. |