Привычка к публичным выступлениям, тренировки и практика, которыми она постоянно занималась, позволили Верене даже в частной беседе нанизывать предложения одно на другое в последовательности, создающей наиболее впечатляющий эффект. Олив была полностью готова к этому и замерла, пока девушка мягким, умоляющим тоном, произносила одно за другим предложения, вслушиваясь в них с тем же пристальным вниманием, что обычно проявляли люди, сидящие в зале. Она, не отрываясь, смотрела на Верену, чувствуя, что та затронула её глубинную сущность, что она необычайно страстная и искренняя, что она трепетная, безупречная, невинная девушка, что она действительно отреклась, что они обе в безопасности, и она вела себя непозволительно несправедливо и бестактно. Она медленно подошла к ней, обняла и долго не выпускала из объятий, соединившись с ней в безмолвном поцелуе, который дал Верене понять, что Олив поверила ей.

«Лоэнгрин» — опера Рихарда Вагнера в трех действиях, на собственное либретто.

«Дельмонико» – легендарный семейный ресторан высокой кухни в Нью-Йорке, в районе нижнего Манхеттена, позже – сеть ресторанов, существовавших до 1923 года и закрытых под действием «сухого закона». Самый первый и оригинальный ресторан находился под управлением Лоренцо Дельмонико. Это был первый нью-йоркский ресторан, где посетители могли заказывать разнообразные блюда из меню à la carte, в противовес принятому до этого принципу table d’hôte. Ресторан также отличался очень высокими ценами, что позволяло отсеять нежелательную публику. Фирменным блюдом этого ресторана был «Стейк Дельмонико».

Глава 32

Рано утром следующего дня Олив отправила миссис Бюррадж записку с предложением встретиться для беседы, которой она решила уделить немного своего времени, ровно в полдень, так как позже ей предстояли другие визиты. Она указала в записке, что не желает, чтобы за ней присылали экипаж, и ей предстояло трястись до Пятой авеню в одном из судорожно грохочущих омнибусов, циркулирующих по улицам. Одной из причин, по которым она указала именно двенадцать часов, было то, что, как ей было известно, Бэзил Рэнсом собирался прийти на Десятую улицу в одиннадцать, и, так как она предполагала, что он не собирается провести там целый день, это давало ей возможность увидеть, как он придёт и уйдёт. Между ними был заключён безмолвный уговор вчера вечером, что Верена достаточно крепка в своих убеждениях, чтобы выдержать его визит, и что принять его будет достойнее, чем пытаться уклониться от встречи. Это понимание возникло между ними в момент того безмолвного объятия, которое, как я описал, имело место перед тем, как они разошлись по своим комнатам на ночь. Выходя из дома незадолго до полудня Олив заглянула в большую солнечную гостиную, где этим утром, когда все мужи разошлись по своим делам, а все жёны и девы отправились в город, молодой человек, желающий подискутировать с юной леди, мог наслаждаться полной свободой. Бэзил Рэнсом всё ещё был там. Он и Верена стояли в нише окна, повернувшись спиной к двери. Если он встал с места, то, вероятно, собирается уходить, – и Олив, тихонько закрыв дверь, подождала немного в коридоре, готовая скрыться в задней части дома при звуке его шагов. Однако она не услышала ни единого звука. По-видимому, он всё же собирался провести там целый день, и она обнаружит его, когда вернётся. Она покинула дом, зная, что они смотрят на неё из окна, пока она спускается по лестнице, но чувствуя, что не перенесёт вида лица Бэзила Рэнсома. И она шла, заставив себя не смотреть на них, по солнечной стороне Пятой авеню, едва замечая красоту дня, прекрасную погоду, пронизанную прикосновением весны, которая опускается на Нью-Йорк в те редкие дни, когда мартовские ветры утихают.