|
Как Рэнсом понял на следующий день, местные жители часто попросту отдыхали в этой комнате. Они придвигали стулья к стене, изредка перебрасывались словечком-другим и, вероятно, смотрели в окно, если только в Мармионе было хоть что-то, на что стоило посмотреть. Иногда один из них вставал, подходил к столу и, упираясь локтями, сутулил покатые плечи. В пятидесятый раз он просматривал перелистываемые ветром страницы с записями, где имена следовали одно за другим с большими интервалами. Остальные наблюдали за всеми этими действиями – или, притихнув, пристально рассматривали очередного «гостя», который входил в комнату с видом человека, осознавшего полную безответственность хозяев гостиницы и не нашедшего кому пожаловаться, кроме деревенских философов. Сказать по правде, гостиница управлялась какими-то невидимыми, иллюзорными силами. Цитаделью этих сил была столовая, которую держали закрытой всё время, за исключением нескольких священных часов. По традиции, попечительские функции по отношению к заслуженному и истрёпанному журналу осуществлял «мальчик». Но когда его услуги были необходимы, как правило, выяснялось, что «мальчик» ушёл порыбачить или только что вышел. Не считая надменной официантки, которая, как упоминалась выше, подавала Рэнсому обед, и появлялась из своего таинственного уединения только в определённые часы, этот неуловимый молодой человек был единственной персоной, которая в гостинице представляла штат. Закутанные в шали и платки взволнованные квартирантки, сидящие в креслах-качалках общей комнаты, не раз ожидали его с таким нетерпением, будто он был доктором; другие периодически выглядывали из окон или через заднюю дверь, надеясь, что смогут увидеть его, если он где-то поблизости. Иногда люди шли к двери в столовую и робко дёргали её в тщетной надежде, что она поддастся. Затем, пристыженные и оскорблённые, возвращались к своим товарищам. Некоторые из них даже осмеливались выразить нелестное мнение об отеле.
Рэнсома, однако, качество отеля не очень волновало. Он приехал в Мармион по другой причине. И, наконец, оказавшись здесь, он не совсем понимал, что делать дальше. Его путь теперь представлялся далеко не таким лёгким, как казался ночью, когда уставший от городской суеты, жаждущий отдыха, он решился сесть на утренний поезд до Бостона, а потом на ещё один – до Баззард Бэй. Отель и в самом деле оказался неказистым. Постояльцев было немного, и все они переместились либо на небольшую площадку перед отелем, либо в неухоженный дворик, который располагался между зданием и дорогой и далее терялся в кромешной тьме. Именно это место, тронутое тусклым светом в двух-трёх местах, оказалось единственным доступным Рэнсому развлечением. Оно было пронизано чудным, чистым, землистым запахом, который в Новой Англии, бывало, парил в ночном воздухе. Рэнсом подумал про себя, что место это могло показаться слегка скучным для человека, который явился сюда не для того, для чего пришёл он. А он пришёл, чтобы завладеть Вереной Таррант. Недружелюбный отель, в котором было принято рано отходить ко сну (Рэнсом терпеть не мог такие порядки) не имел отношения к этой цели. Но один из жильцов, у которого он наводил справки, сказал ему, что деревня находится совсем рядом. Теперь Бэзил шел вдоль дороги, под звёздами, и курил хорошую сигару, которая сейчас составляла его единственную роскошь. Он размышлял о том, что будет невероятно трудно начать наступление этой ночью. Он должен дать бостонцам немного времени, прежде чем они узнают о его появлении на сцене. Он считал вполне вероятным, что они могут быть подвержены этой мерзкой привычке ложиться спать в одно время с обитателями курятника. Он был уверен, что Олив готова делать так, только чтобы насолить ему. Она бы с удовольствием укладывала Верену спать в неуместные часы, только чтобы лишить его вечеров в её компании. Он прошёл некоторое расстояние, так и не встретив ни души. Он наслаждался величественным светом звёзд, покоем, пронзительной песней сверчков, которая, казалось, заставляла смутные очертания проплывающей мимо страны пульсировать перед ним. |
