Фамильярность миссис Луны распространялась даже на сестру: она мимоходом заметила мисс Ченселлор, что та выглядит, как будто собралась в морское путешествие.

– Я рада, что у меня нет убеждений, которые бы не позволяли мне наряжаться по вечерам! – заявила она, уже стоя в дверях. – Сколько же внимания уделяют своей одежде люди, которые боятся выглядеть легкомысленно!

Глава 2

Независимо от того, достиг ли упрек своей цели, мисс Ченселлор никак на него не ответила. На ней было простое тёмное платье без узоров, и её гладкие бесцветные волосы, казалось, так же старательно прямились, как волосы её сестры стремились сбиться в локоны. Она немедленно села и, пока миссис Луна говорила, смотрела в пол, обратив на Бэзила Рэнсома едва ли больше внимания, чем на многословную Луну. Молодой человек, тем временем, мог свободно её рассматривать. Он заметил, что она взволнована и старается скрыть это. Он гадал о причине её волнения, не зная, что вскоре ему предстоит понять, что эта женщина подобна лодке в бушующем море. Даже после того как её сестра ушла, она сидела, опустив глаза, как будто на неё было наложено заклятие, запрещающее поднять их. Мисс Олив Ченселлор, скажу по секрету читателю, которому в ходе рассказа я вынужден буду доверить немало тайн, была подвержена приступам ужасной застенчивости, во время которых не могла посмотреть в глаза даже своему отражению в зеркале. Один из таких приступов сразил её сейчас безо всякой очевидной причины, хотя миссис Луна усугубила его своей фамильярностью. В мире не было ничего более фамильярного, чем миссис Луна. Её сестра возненавидела бы её, если бы не запретила себе испытывать эту эмоцию по отношению к людям.

Бэзил Рэнсом был на редкость способным молодым человеком, хотя пока ему явно не хватало опыта. Он старался не делать поспешных выводов и усвоил для себя, что люди делятся на тех, кто принимает всё близко к сердцу и тех, кто относится ко всему легко. Он быстро понял, что мисс Ченселлор относится к первому типу людей. Это было так ясно написано на её нежном лице, что он почувствовал невыразимую жалость к ней еще до того, как они успели перекинуться парой слов. Сам он по натуре ко всему относился легко. Если ему и приходилось в последнее время резко выражаться, то только после долгих раздумий и из-за того, что этого требовали обстоятельства. Но эта бледная девочка со светло-зелёными глазами, её нарочитые причуды и нервное поведение явно указывали на болезненную впечатлительность. Было ясно как день, что она крайне ранима. Бедный Рэнсом сообщил сам себе этот факт, как если бы это было великое открытие. Но на самом деле он ещё никогда в жизни не был так «беотийски» невежественен, как в тот момент. Сказать, что мисс Ченселлор ранима всё равно, что ничего не сказать. Почему она так чувствительна и почему это так очевидно? Рэнсом мог бы радоваться, если бы ему удалось зайти достаточно далеко, чтобы разгадать эту загадку. Женщины, которых он знал до сих пор, выросли в том же мягком климате, что и он, и были далеки от тех проявлений, что он заметил в сестре миссис Луны, и за которые так поспешно пожалел её. Он любил таких женщин – не слишком много думающих, не чувствующих за собой ответственности за судьбу мира, которую, как он был уверен, чувствовала мисс Ченселлор. Если бы только они все были домашними и пассивными и не переживали из-за этого, и оставили публичную деятельность сильному полу! Рэнсом считал такое положение дел лучшим решением всех проблем. Здесь стоит напомнить, что он был очень провинциален.

Все эти соображения представились ему не так ясно, как я только что описал; они слились в нем со смутным состраданием, которое возбудил в его воображении вид кузины, и которое вскоре дополнилось ощутимым нежеланием узнавать её поближе, хотя очевидно было, что она неординарная личность.