Кончилось тем, что Олив бросилась на шею Верене и, наполовину с негодованием, наполовину с восторгом, воскликнула, что они будут вынуждены сражаться без помощи других людей, но, в конце концов, так будет даже лучше. Если они будут всем друг для друга, чего ещё им желать? Они будут изолированы, но независимы. И подобный взгляд на ситуацию сам по себе как будто делал их серьёзной силой. Негодование Олив до сих пор не прошло. Но помимо этого у неё было самонадеянное чувство, что миссис Фарриндер была единственным человеком, который обладал статусом, позволяющим судить её, что само по себе является причиной для антагонизма, так как, когда человек хочет, чтобы его достижения были оценены, он предпочитает, чтобы порицание исходило от мощного противника. Но мнение, высказанное миссис Фарриндер, после всего того уважения, которое Олив испытывала к ней в начале их знакомства, заставило щёки молодой женщины вспыхнуть румянцем. Она молилась, что сама никогда не станет такой же узколобой и субъективной. Олив была уверена, что она представляется миссис Фарриндер лишь легкомысленной, светской, жизнелюбивой и мелочной обитательницей Бикон стрит, чьё увлечение Вереной было чем-то вроде странной старческой игры в куклы. Пожалуй, к лучшему было то, что заблуждение было таким огромным. И всё же слёзы гнева не раз вскипали на глазах Олив, когда она думала, что в ней так ошиблись. Легкомысленная, светская, Бикон стрит! Она требовала от Верены обещания, что весь мир в своё время узнает насколько далеко это от истины. Как я уже намекал, Верена в такие моменты неизменно была на высоте. В душе она испытывала муки, пытаясь заставить себя навсегда забыть о Бикон стрит. Но сейчас она была полностью в руках Олив, и не было ничего, чем она не могла бы пожертвовать, чтобы доказать, что её благодетельница не была легкомысленна.
Её переезд на Чарльз стрит был организован в ходе визита, который нанёс туда Селах Таррант по просьбе мисс Ченселлор. Это интервью достойно подробнейшего описания, но мне разрешено лишь привести наиболее замечательные и любопытные его моменты. Олив желала добиться с ним взаимопонимания, хотела прояснить ситуацию и поэтому, как ни неприятен был ей его визит, послала ему приглашение в то время, когда по её расчётам Верена отсутствовала дома. Она держала это в тайне от девушки, думая с долей самодовольства, что это была её первая ложь подруге, так как своё молчание Олив ложью не считала, и задавалась вопросом, придётся ли ей ещё лгать в будущем. Тогда же она решила, что не будет уклоняться от общения с людьми, которые могут пригодиться. Она сообщила Тарранту, что должна держать Верену при себе долгое время, и Таррант заметил, что рад пристроить её в такой замечательный дом. Но он также доверительно сказал, что хотел бы знать, что мисс Ченселлор решила с ней делать. И тон этого вопроса подтвердил предчувствие Олив, что их беседа будет носить деловой характер. Поэтому она проследовала к столу и подписала для мистера Тарранта чек на весьма внушительную сумму.
– Оставьте нас – только вдвоём – на год, и я подпишу вам ещё один, – с этими словами она отдала ему полоску бумаги, чувствуя, что сама миссис Фарриндер не сделала бы этого так же неуклюже.
Селах посмотрел на чек, на мисс Ченселлор, снова на чек, на потолок, на пол, на часы, и снова на мисс Ченселлор. Затем чек исчез под полами его плаща, и она увидела, что он прячет его где-то в недрах своей странной персоны.
– Что ж, если бы я не был уверен, что вы хотите помочь ей развить талант, – заметил он и умолк, пока его руки всё еще шарили где-то вне поля зрения, и наградил Олив широкой безрадостной улыбкой.
Она уверила его, что он может не переживать на этот счёт. Больше всего на свете она желала помочь Верене развить её талант. Девушке нужен простор для развития.
– Да, это как раз то, что ей нужно, – сказал Селах. – Это даже важнее, чем привлекать толпу. Большего мы от вас и не просим. |