— За наших друзей, которых с нами нет, — сказала Мария, и он почувствовал укол ревности. Егор Крутов незримо присутствовал рядом, где бы ни находился в данный момент.

Рада перестала петь, зазвучала тянучая томная мелодия, в центре зала появилась танцующая пара.

К столику Федотова и Марии подошел довольно упитанный молодой человек в темно‑бордовом смокинге. Рубашка на нем была белая, с рюшами, измазанными помадой, сюртук и черный жилет расстегнуты, бархатный черный галстук‑бабочка съехал, и было видно, что толстяк изрядно навеселе.

— Разрешите пригласить вас на танец, — обратился он к Марии, не обращая внимания на ее соседа.

— Молодой человек, — не выдержал Ираклий, — вам не кажется, что следует просить разрешения не у дамы, а у ее кавалера?

Заплывшие глазки посетителя клуба переместились на Федотова, но не задержались на нем, скользнули обратно.

— Пошли, потанцуем, мадмуазель.

Ираклий встал, особым образом взялся за локоть парня и повел его, удивленно пискнувшего, попытавшегося сопротивляться, через зал, остановился, когда к ним подскочили два молодых человека весьма специфичной наружности, в которых легко можно было угадать телохранителей. Один из них сунул руку подмышку, второй схватил Ираклия за плечо и, охнув, отступил, держа парализованную руку другой рукой.

— Не трогай пушечку, — проникновенно сказал Ираклий второму атлету, — тебе же дороже обойдется. Забирай своего босса. Нехорошо к чужим дамам приставать.

Ираклий передал обмякшего толстяка в руки телохранителя, и тот повел своего босса к столику, где сидели двое наблюдавших за происходящим пожилых мужчин и средних лет женщина.

— Напрасно вы с ним сцепились, — раздался над ухом Федотова чей‑то невыразительный голос. — Это сын Плевина.

Ираклий оглянулся. Рядом стоял официант.

— Кто такой Плевин?

Официант удивленно вскинул брови.

— Гаврила Рафкатович — президент клуба, Вадим — его сын.

— Пусть научится вежливости, — равнодушным тоном сказал Ираклий и вернулся за столик.

— Без драки нельзя было обойтись? — прищурилась Мария.

Ираклий пожал плечами.

— Хамов надо осаживать наглядным физическим образом, а не уговорами.

— Ты еще не понял, что любое насилие бесперспективно? В том числе и применяемое во благо?

— Ситуации бывают разные, — возразил Ираклий. — Убийцу ты не остановишь словом или взглядом.

— Я — остановлю. Но об этом мы еще поговорим. Ты хорошо знаешь приемы рукопашного боя, а что тебя подвигло заняться боевыми искусствами? Когда ты начал заниматься борьбой?

Ираклий вспомнил, как он, будучи в возрасте пятнадцати лет, возвращался с тренировки домой, усталый, но уверенный в своем превосходстве и никого поэтому не боявшийся, и на глухой и довольно темной улице к нему подошли трое ребят года на три‑четыре старше. Пока он рассматривал их, самый здоровый из тройки внезапно схватил Ираклия за отвороты куртки и въехал ему головой в лицо, едва не сломав нос. Затем толкнул его на стену дома, так что Федотов крепко врезался затылком, подскочил и еще несколько раз ударил кулаком в живот. Затем подключились двое его корешей, Ираклий упал и, пропустив несколько ударов ногами, потерял сознание.

Именно после этого случая он и начал искать более действенные системы боя, перепробовав многие восточные стили, местные алтайские, самбо, тайский бокс, пока не остановился на тибетской лунг‑гом; отец в те времена много ездил по свету, беря с собой сына, а в Южном Китае прожил несколько лет.

— В общем, заниматься борьбой я начал с малолетства, но серьезно — лет в пятнадцать.