|
И не потому, что я не люблю платить налоги – хотя я их действительно не люблю платить. Доверие ведь никакими договорами не предусмотришь, а недостаток доверия никакими дополнительными соглашениями не возместишь. Словом, бумаг подписывать не станем. У меня другое предложение: вы для начала расскажете, что вас волнует. А уж я решу: возьмусь за это дело или нет. Если да, мы пожмем друг другу руки, и я проведу расследование.
Мой монолог, кажется, произвел на клиентку впечатление, и она сменила свой тон на гораздо более человечный: – Понимаете, если я расскажу вам всю историю, вы станете обладателем очень личной, конфиденциальной информации, которая в случае огласки серьезно может повредить репутации не только моей, но и всей семьи, и нарушить нашу… прайвеси… не знаю, как сказать по-русски. – Частную жизнь, – перевел я. – Вы в Англии учились? – Угадали. – Значит, вы слышали, – заявил я с совершенно серьезным видом, – что частные детективы обычно дают перед началом своей деятельности нечто вроде клятвы Гиппократа. Там есть пункт о неразглашении сведений о больных – то есть, простите, клиентах. Девушка улыбнулась. Она оценила мой юмор. Из нее потихоньку уходили надменность и задиристость. Стал более заметным ум. Молодежь у нас в целом хорошая – впрочем, временами детишек нужно как следует сечь. Для их же блага. – Вы знаете, Павел Сергеич, – сказала она, – мой рассказ будет долгим – однако я готова заплатить вам за то, что вы меня выслушаете. За ваше время. Я пожал плечами. – Встречаются, конечно, в Москве бессребреники. Но я к их числу не принадлежу. – О’кей. Насколько я знаю, минимальная ставка юриста, консультанта или психотерапевта – сто долларов в час. Я вам так и заплачу. Устраивает? – Почему же мне по минимальной ставке? – с улыбкой вопросил я. – Обижаете. – Ну, вы же просто выслушаете. И не будете меня консультировать, защищать, утешать. – Утешить могу, – сказал я осознанно двусмысленно и глянул на девицу очень мужским взглядом. Она не вспыхнула, не возмутилась. Прежним деловым тоном отмела мое предложение. – Нет уж, спасибо. Не нуждаюсь. – Ладно, начинайте вашу исповедь. Что-нибудь будете пить? Чай, кофе? – Если можно, эспрессо. – Римма, – гаркнул я. – Два двойных эспрессо, порфавор! Мы потихоньку устанавливали с Мониной контакт и начинали, несмотря на вкрапления английского и испанского, говорить на одном языке. Мишель полезла в сумочку и вытащила оттуда пять стодолларовых бумажек. Сей жест мне понравился. При всем обаянии платиновых и золотых пластиковых карт шуршание наличных долларов имеет для меня особенное очарование. Кроме того, небрежное обращение клиентки с инвалютой доказывало ее платежеспособность. Однако несмотря на то, что в моем нынешнем положении каждый «франклин» был на счету, от банкнот я небрежным жестом отказался. – Гусары денег не берут, – повторил я шутку, услышанную еще от отца. Девушка только пожала плечами и радостно спрятала купюры обратно в сумку. Тут и Римма пришла с кофе, расставила перед нами чашки. – Пожалуйста, не соединяй меня ни с кем, – попросил я ее. – Хорошо, Пал Сергеич, – пропела моя помощница и прислуга за все. В случае нужды она тоже умела кинуть понты. – Даже не знаю, с чего начать… – проговорила Мишель. – С начала, – подсказал я.
Мама
Август 1986 года. |
