– Да, отец, и я знаю, что обязана этой Милостью вашей доблести на полях сражений, – искусно вставила Зефирина.

Выслушав этот комплимент, достоинством которого была искренность, Роже де Багатель удовлетворенно кивнул головой.

– Хорошо, Зефи, я вижу, вы стали более мудрой и благоразумной. Так поезжайте же к своей подруге Луизе, если вам этого хочется. Я пошлю туда торговцев сукном, портных и ювелиров, чтобы вы могли с честью представлять наш род. Вы поедете завтра утром, – кивнул Роже де Багатель, довольный тем, как все устроилось – ведь это могло, наконец, вернуть мир в его семью.

– Если вы позволите, отец, я бы предпочла воспользоваться услугами факельщиков, которых король предоставил в мое распоряжение, и уехать сегодня же вечером.

– К чему такая спешка, дорогая Зефирина, можно подумать, что вы бежите от нас! – запротестовала донья Гермина.

– Я далека от этой мысли, матушка, но очень боюсь эпидемии!

Отвечая таким образом, Зефирина смотрела мачехе прямо в глаза. Никакое другое чувство, кроме материнской заботы, не отражалось на прекрасном лице маркизы; однако Роже де Багатель, предчувствуя новое столкновение между женой и дочерью, поспешно вмешался:

– Будет лучше, Гермина, если Зефирина отправится сегодня вечером. Ла Дусер, ты останешься при барышне! – приказал маркиз.

Пока опьяненная победой Зефирина кидала вперемежку свои вещи в резной деревянный сундук, Ла Дусер ожидал у порога, когда его хозяйка закончит сборы, чтобы снести вниз ее багаж.

Внезапно Зефирина показала на скамеечку.

– Ла Дусер, я хотела бы взять с собой эту статую.

Не пытаясь понять этот каприз молодой девушки, гигант повиновался. Скамейка застонала под его весом. Ла Дусер схватил за цоколь статуи рукой, наделенной силой самого Геркулеса. Но статуя не поддавалась, словно была вмурована в стену. Немного раздраженный, гигант принужден был пустить в ход и вторую руку, чтобы сдвинуть ее с места. Крякнув, он резко дернул и вырвал часть кладки; полая статуя рассыпалась у него в руках.

– Вот так странная чертовщина! – проворчал изумленный силач.

– Отойди-ка! – приказала Зефирина.

Взяв свечу, она ловко вскарабкалась наверх. За статуей, как и говорила Пелажи, открывалась чернота пустого кабинета. Потрескивающее пламя сальной свечи отбрасывало дрожащие отблески. Зефирина с трудом могла различить что-либо в этих потемках. Однако, когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела длинный стол, уставленный посудой странной формы. Она никогда не видела ничего подобного. Одним из этих предметов был сосуд с длинным и узким изогнутым горлом.

Зефирина медленно слезла вниз. Из этого тайника «они» наверняка слышали, какие советы давала ей Пелажи, и, видя, какую угрозу представляют ее предостережения, приняли решение устранить несчастную домоправительницу… Чего только нельзя свалить на мышей в гардеробе!

Теперь Зефирина знала, что тогда ночью ей это все не приснилось. Однако, кроме рубина, у нее в руках не было никаких доказательств для того, чтобы безусловно обвинить донью Гермину.

Прибытие Зефирины в поздний час в замок Ронсаров было встречено криками радости. До самого рассвета Зефирина шепталась со своей подругой Луизой. Излив все свои подозрения против мачехи, оплакав Пелажи и рассказав обо всех событиях дня, Зефирина не смогла отказать себе в удовольствии и посвятила Луизу в тайну клятвы, которой они обменялись с Гаэтаном. Луиза была для Зефирины идеальной слушательницей. Она то дрожала, то вскрикивала, то приходила в ужас, то впадала в полный восторг; обожая подругу и брата, она поклялась хранить молчание, искренне радуясь, что в один прекрасный день Зефирина станет ее невесткой.