Когда все закончилось и рядом с ней снова была синьора Сабатино, врачи наконец сообщили результат. Они сделали это мягко, тот, что заговорил первым, слегка коснулся ее руки.

— Нам очень жаль, — сказал он, — и, разумеется, вам будет неприятно это узнать, но обследование показало, что у вас деформация плода.

Она не промолвила ни слова, а синьора Сабатино сердито огрызнулась.

— У вашего младенца на спине какое-то инородное образование, — поддержал своего коллегу другой врач. — Мы не можем точно определить, что это, но факт есть факт. Такое бывает. И мы считаем, что вам сейчас надо очень хорошо подумать, стоит ли продолжать беременность, несмотря на довольно большой срок.

Они выжидающе смотрели на нее. Синьора Сабатино, прищурившись, подалась вперед и зашептала ей на ухо:

— Этого надо было ожидать. Не забывай, что отец ребенка — ангел. У малыша есть крылья. Не говори им ничего. Они не поймут. Пойдем отсюда.

Эмма кивнула в знак согласия.

— Спасибо, — поблагодарила она, повернувшись к врачам. — Я подумаю над тем, что вы сказали.

Она стала подниматься, один из эскулапов подскочил к ней и взял ее за руку.

— Послушайте, вам не следует уходить, — настаивал он. — Лучше не рисковать. Подумайте, уже завтра мы могли бы… мы могли бы все сделать.

В ее взгляде, брошенном на него, сквозило смятение. В этом платье она выглядела нелепой, беззащитной и ей было трудно возражать врачам. Но она знала, что не изменит своего решения.

— Нет, — твердо сказала она. — Сейчас я пойду домой. Спасибо.

Вскоре она написала отцу: «Произошло нечто такое, о чем мне очень нелегко говорить. Я прошу тебя лишь об одном: ничего не предпринимай. В противном случае мне придется уйти из дома. К сожалению, другого выхода нет.

Через три месяца у меня родится ребенок. Не важно, как это случилось и кто его отец. Пожалуйста, никогда не спрашивай об этом. Если ты любишь меня, то выполнишь мою просьбу. Не пытайся как-либо повлиять на ситуацию — словами или уговорами. И не звони мне. Если хочешь меня увидеть, приезжай, но ни во что не вмешивайся. В любом случае, что бы ты ни сделал, уже ничего не изменится».

Она ожидала, что отец получит письмо через четыре дня, а на пятый приедет. Он примчался на шестой день прямо из аэропорта Пизы в автомобиле, взятом напрокат, подняв клубы пыли на подъездной дороге. Она наблюдала за ним из окна, пока он парковал машину и поднимался с сумкой по лестнице к входной двери. А потом услышала голоса внизу, когда он разговаривал с синьорой Сабатино, и что-то вроде крика.

Подойдя к двери ее комнаты, отец деликатно постучал, прежде чем повернуть ручку, и вошел. Но тут же замер на пороге, и она увидела, что он плачет — слезы скатывались с его лица, оставляя темные пятна на рубашке. Почувствовав прилив нежности, она подбежала к нему и обняла.

— Моя любимая, — всхлипывал он. — Моя самая дорогая. Моя девочка.

— Со мной все в порядке, папа. Правда, все хорошо.

— Что произошло? Что случилось с тобой? Как это…

Она приложила ладонь к его влажной щеке.

— Ничего не случилось. Я беременная. Вот и все. В наши дни это не такое уж трудное дело.

Он опустил глаза.

— Ты должна была сказать мне об этом раньше… намного раньше.

— Чтобы ты уговорил меня избавиться от ребенка?

Он не поднимал глаз.

— Если необходимо.

Она пристально посмотрела на него.

— Я берегу этого ребенка. Понимаешь? Мне он дорог.

Отец отвернулся, приложив к глазам смятый белый носовой платок.