Вельможа Интеф повел нас к беседке в центре сада. Там, под соломенной крышей, прохладный ветер с реки смягчал жару. Скрестив ноги, он уселся на каменном полу перед маленьким столиком со свитками государственных законов, а я занял свое обычное место за его спиной. Началась каждодневная работа.

Дважды на протяжении заседания вельможа едва заметно склонялся ко мне. Он не поворачивал головы и не произносил ни слова, но я понимал, что он просит моего совета. Едва шевеля губами, я говорил почти неслышным шепотом, и немногие замечали, как мы обмениваемся мнениями.

В первый раз я прошептал: «Он лжет», а во второй: «Ретик больше подходит для этой должности. И он предложил пожертвовать пять золотых колец в личную казну моего господина». Ретик и мне обещал золотое кольцо, если получит этот пост, хотя об этом я не упомянул.

В полдень вельможа отпустил сановников и просителей приказал принести обед. В первый раз за это время мы остались с ним наедине, если не считать Расфера, который был одновременно начальником дворцовой стражи и палачом. Теперь он встал у ворот сада, чтобы видеть, что происходит в беседке, но не слышать слов.

Вельможа жестом подозвал меня к себе и предложил попробовать нежные сласти и плоды, разложенные перед ним. Пока мы оба ждали, не почувствую ли я действия яда, подробно обсудили утреннюю аудиенцию.

Затем он расспросил меня о походе в лагуну Хапи и большой охоте на гиппопотамов. Я описал ему охоту и назвал примерные размеры прибыли, которую он получит от продажи мяса, шкур и зубов речных коров. Я чуть преувеличил ее размеры, и он улыбнулся. Улыбка его была искренней и чарующей. Кому довелось увидеть эту улыбку, тот понимал, почему вельможа Интеф так легко водит людей за нос. Даже меня эта улыбка успокоила, хотя мне следовало бы знать ей цену.

Когда он откусил от сочного куска холодного филе гиппопотама, я перевел дыхание и начал свою речь.

— Я должен сообщить моему господину, что разрешил его дочери сопровождать меня на охоту. — Он уже все знал и ждал, попытаюсь ли я скрыть это от него. Я видел это по глазам.

— Тебе не пришло в голову, что на это нужно получить мое разрешение? — мягко спросил он. Я отвел глаза и начал сосредоточенно очищать для него виноградину, а потом ответил:

— Лостра попросила меня об этом перед самым отплытием. Как вы знаете, богиня Хапи — ее покровительница, и вашей дочери хотелось поклониться богине и принести ей жертву в храме лагуны.

— Однако ты не спросил моего разрешения? — повторил он, и я протянул ему виноградину. Он раздвинул губы и разрешил мне положить ее себе в рот. Это могло означать только одно: он еще благосклонен ко мне и еще не знает всей правды о Тане и Лостре.

— Мой господин держал совет с номархом Асуана. Я бы не посмел беспокоить его. Кроме того, я не видел в этом особого вреда. Как мне показалось, моего господина не стоит беспокоить ради такого обычного домашнего решения.

— У тебя сегодня на все есть ответ, не так ли, мой дорогой? — усмехнулся он. — А ты сегодня красив. Мне нравится, как ты покрасил веки. Какими благовониями ты пользуешься?

— Они добываются из лепестков дикой фиалки, — ответил я. — Я счастлив доставить вам радость. Я приготовил маленький флакончик и хочу подарить его вам, мой господин. — Я достал благовония из кошелька и встал на колени, протянув его вельможе. Он взял меня пальцем за подбородок, поднял мое лицо и поцеловал в губы. Я послушно отвечал на поцелуй, пока он сам не остановил меня, погладив по щеке.

— Что бы ты ни замышлял, Таита, ты все еще очень красив. После стольких лет жизни во дворце ты по-прежнему можешь заставить меня улыбнуться.