С огромным трудом мне удалось призвать себя к порядку и, вместо того, чтобы с истошным визгом удрать куда глаза глядят, я шагнула в глубь зала. Вдруг еще пронесет? Жуткая коричневая тряпка, в которой я расхаживала среди столов, основательно портила красоту. Может не узнает?

Дрожащие руки и нетвердая походка стали причиной нескольких недвусмысленных замечаний от подвыпившей публики. Я пошипела-пошипела и, видя, что по-хорошему они не понимают, показала внушительные коготки. Любителей острых ощущений вмиг поубавилось.

Я уже почти успокоилась, почти добралась до спасительной кухни, когда почувствовала его взгляд. Он словно удар плетью лег мне на спину. Почти осязаемый, почти болезненный. Холодный, липкий страх невидимой пленкой окутал тело.

Не стоило оборачиваться. Надо было драпать со всех лап, пока была такая возможность. Но какая-то неведомая сила остановила меня, заставила повернуться.

Он смотрел прямо на меня. В свете горящего очага черные глаза отливали багрянцем. И взгляд такой… слегка удивленный, но довольный до ужаса. Как у сытого хищника, которому нежданно-негаданно попалась подходящая жертва. И теперь он неспешно раздумывает, отпустить ее или поиграть.

Узнал! В этом сомнений быть не могло. И что теперь делать?

Странный взгляд завораживал. Даже мое подернутое дымкой сознание не могло не отметить, насколько он отличается от тех, которыми меня ежедневно награждали всю прошедшую неделю. Ни презрения, ни плохо скрываемой похоти. Что же тогда заставляет меня трепетать?

— Чего застыла, аки статуя? — грозно прошипел Ларст, вталкивая меня в кухню. — Ты его знаешь?

— Откуда? — я возмущенно округлила глаза. Вот еще! Не знаю, и век бы не знала.

Почувствовав себя в относительной безопасности, я стряхнула оцепенение и втихаря умыкнула с огромного блюда куриную ножку. Конечно же, Панка заметила, но бранить не стала.

— Эта страхолюдина мне весь народ распугала, — принялся сокрушаться Ларст. — Все торопятся быстрей съесть свой ужин и убраться подальше.

Как я их понимаю!

Я неспешно прихлебывала молоко, заедая ароматной булкой, и потихоньку прикидывала, как бы отвертеться от предстоящего похода к дальнему столу. Одно дело, когда он издалека смотрит, но подойти… Прямо оторопь берет! Больной что ли прикинуться?

— Так прогони его, — а что, по-моему, хорошая идея.

Я с надеждой уставилась на гнома.

— Сама прогони, коль такая смелая, — вяло буркнул тот.

Ага, хитренький! Кто здесь мужчина, в конце-то концов?

— Хватит болтать, — осадила нас деловитая Панка, нагружая новый поднос. — Никого выгонять не надо. Пускай лучше за ущерб платит. А что, распугал нам всех клиентов…

Дослушивать я не стала, опасаясь, как бы мне не пришлось сообщать «упырю» сию «радостную» весть. Нет уж, пускай сами разбираются! Я подхватила поднос и, с видом идущей на заклание, побрела в зал.

Харчевня опустела. На столах остались почти полные тарелки, рядом с каждой поблескивало несколько монет. Ух ты, сами расплатились! Обычно Ларсту приходилось битый час объяснять резко обнищавшим завсегдатаям, что в долг мы не кормим и уж тем более не наливаем. А тут… Я бы на месте хозяев этой парочке еще и приплатила.

Тяжелый взгляд поймал меня на пороге. Я вздрогнула, замерла на мгновение и словно под гипнозом двинулась вперед. Губы незнакомца сложились в холодную улыбку. Чувствует, зараза, свою власть!

— Так вот ты куда сбежала, — лениво протянул он, наблюдая, как я дрожащими руками составляю посуду с подноса на стол. — А я-то весь город перерыл в поисках шаты.

Рука дрогнула, кувшин с вином накренился, зеленовато-золотистая жидкость растеклась по столу, но этого никто даже не заметил.