– Я просто хочу, чтобы все было правильно и ни у кого из нас не осталось никаких претензий.

В его голосе слышится упрек, словно мы развелись наскоро, второпях, но это далеко не так. Насколько я понимаю, наш развод – настоящее произведение юридического искусства. Не нечто сляпанное кое-как, на живую нитку, а штучная, уникальная работа.

– Мы обо всем договорились, – повторяю я, – и у меня нет никаких претензий. Я всем довольна. – «Довольна», конечно, не совсем подходящее слово. Как можно быть довольной, когда ты обнаруживаешь в мужнином кейсе (куда ты заглянула в поисках жевательной резинки) черновики его любовных писем к другой женщине?

Нет, вы не ослышались – я действительно сказала «любовные письма». Черновики любовных писем. Так сказать, наброски, и тем не менее… Скажу честно, ничего подобного я от Дэниела не ожидала. Это была довольно изысканная эротическая поэзия в прозе, к тому же – с собственноручно выполненными иллюстрациями, и когда я их нашла… Что ж, мне оставалось только пожалеть, что Дэниел не писал подобных писем мне. Тогда, быть может, я поняла бы, какой он эгоист и извращенец, до того, как вышла за него замуж.

– Это твое мнение, – говорит он, старательно изображая ангельское терпение. – Но мне кажется, что ты слишком концентрируешься на сиюминутных деталях и не учитываешь перспективу. Я же постарался заглянуть в будущее…

Это я-то слишком концентрируюсь на деталях? Но как я могу этого не делать, если речь идет о моем разводе?! Да и какая такая перспектива может быть у двух разведенных людей, которые расстались раз и навсегда? Он что, спятил?! Как может этот эмоционально кастрированный обладатель гуттаперчевой совести указывать мне на какие-то перспективы? Как вообще этот тип сумел стать частью моей жизни?

От злости и разочарования я дышу, как загнанная лошадь. Можно подумать, я только что бежала наперегонки с самим Усейном Болтом – и победила.

И тут это случилось. Я сделала это не намеренно и не осознанно, но тем не менее… Моя кисть с зажатой в ней ручкой совершает резкое стряхивающее движение – и на светлой сорочке Дэниела появляется цепочка из шести синих пятнышек. Мгновение уходит на то, чтобы понять, что же я натворила, и вот я уже готова вопить и скакать на одной ножке от радости.

– Что… что ты наделала?! – Дэниел смотрит на испачканную рубашку, потом поднимает взгляд на меня. – Это… это чернила? Ты стряхнула на меня ручку?

Я бросаю быстрый взгляд на Ноя – видел ли он, как его мать опустилась до мелкого дошкольного пакостничества, но он, к счастью, погружен в куда более взрослый мир приключений Капитана Подштанники.

– Извини, – говорю я с самым невинным видом. – Я не нарочно. Это как-то само…

– Не нарочно? Тебе что, пять лет?! – Дэниел свирепо скалит зубы и пытается промокнуть рубашку платком, но только размазывает одно из чернильных пятнышек. – Вообще-то я мог бы рассказать о твоем поведении своему адвокату. Клянусь, я так и сделаю!

– Расскажи. Заодно можешь обсудить с ним свой любимый вопрос о распределении родительских обязанностей.

– Не смешно.

– Не смешно, – соглашаюсь я. Эмоциональный подъем, который я только что испытала, как-то очень быстро проходит, и я чувствую страшную усталость. В самом деле, сколько можно мстить человеку, который причинил тебе боль, да еще и мстить так мелко, по-детски? Я снова смотрю на нашего сына, который склонился над своей книжкой. Его плечи трясутся от беззвучного смеха, школьные шорты подвернуты повыше, и я вижу на коленке Ноя нарисованное шариковой ручкой лицо и надпись неровными буквами: «Я – Супергерой!» И как только Дэниел смог оставить такого очаровашку?! Неужели он совсем его не любит? Я вспоминаю, что до сегодняшнего вечера Дэниел не виделся с сыном почти две недели, он даже ему не звонил! Можно подумать, Ной для него что-то вроде хобби – не живой человек, а тамагочи, которому он поначалу покупал еду и необходимые аксессуары, но потом разочаровался в этом занятии и решил заняться чем-нибудь другим вроде скалолазания или пешего туризма.