— Доченька, где ты? — Вероника Федоровна заполошно металась в тишине квартиры.

Лена сгорбившись сидела за столом, спиной к входу. Плечи подрагивали. Мама застыла, боясь задать срывающийся с губ вопрос. Наконец, она осторожно шагнула в маленькую комнату. Комната была не просто маленькой, а крошечной. В их двухкомнатной «хрущевке» было всего две комнаты: четырнадцатиметровая гостиная и маленький восьмиметровый чуланчик с окном, выделенный Лене в единоличное пользование.

— Хоть и маленькая территория, но своя, — любила говорить Вероника Федоровна.

Лена что-то быстро писала. Ночнушка ситцевым балахоном свешивалась до самого пола, из-под подола выглядывала розовая пятка, выписывавшая замысловатые кренделя.

— Ну? — как еще озвучить свой вопрос, Вероника Федоровна не знала.

— Ой, мам, мне страшно некогда, — забормотала Лена.

— Что с тестом? В смысле, какой результат? — дрогнувшим голосом спросила мама, чувствуя, что вся кровь прилила к лицу, а ноги онемели.

Никакой, забыла я про него! — раздраженно воскликнула Лена. — Надо же, такой заказ хороший! Главное, легкий: сделать тест для студентов-технарей на немецком. Полчаса работы, вот я и отложила на потом. И как отрезало! Вот кошмар. Я его сегодня к часу уже привезти должна к ним на кафедру и секретарю отдать. Там девица такая, ждать не будет, возьмет и уйдет!

— Убить тебя мало! — выдохнула мама. Лена, наконец, оторвалась от своего теста.

— Я думала, ты беременна!

— Я???

— Нет — я! — мама сердито провела пальцем по книжной полке и молча сунула его под нос хлопающей глазами Лене. — Ты спрашиваешь таким тоном, словно этот вопрос я задала не своей двадцатишестилетней дочери, а мужику на улице! Какие тебе дети, ты даже пыль вытирать не научилась!

Гневно стуча пятками, Вероника Федоровна вернулась на кухню. Лена еще несколько секунд поморгала, пытаясь осмыслить суть диалога, и снова застрочила на аккуратном тетрадном листочке.

Полпервого Лена вынеслась из подъезда и, то и дело поскальзываясь на гладких ледяных проплешинах, побежала к остановке. Похоже, у дворников сегодня был общегородской выходной: ни у дома, ни на проспекте, ни у института не было даже намека на песок. Выпавший в феврале снег почти парализовал движение наземного транспорта. Автобус тащился, как умирающая лошадь в Поволжье во времена свирепствовавшего там голода. Лена притоптывала от нетерпения и тихо ненавидела медлительных пассажиров, степенно вползавших и выползавших по склизким ступенькам новенького «Икаруса». Она катастрофически опаздывала.

Дорога от остановки до института могла бы поспорить с любой полосой препятствий в самом экстремальном шоу: там лед был уже не проплешинами, а сплошной бугристо-зеркальной поверхностью. Лена в очередной раз убедилась в явных преимуществах своих дешевых мальчишеских ботинок на плоской ребристой подошве. Шедшие впереди нее студентки в сапожках на небольших каблучках обреченно цеплялись друг за дружку и страдальчески взвизгивали, боясь неизбежного падения и последующей порчи ажурных чулочек, украшавших их длинные стройные ножки.

Когда она, грохоча ботинками, внеслась на второй этаж, секретарь Алла уже закрывала двери.

Таисия Даниловна, выдававшая Лене эти редкие, но очень легкие и хорошо оплачиваемые халтурки, еще в самый первый раз предупредила Кораблеву:

— Имей в виду, Алка редкостная стерва, но она у нас тут на привилегированном положении. Спит, с кем надо. Вот так вот. Поэтому в конфликты с ней не вступай, на хамство не реагируй.

Не реагировать на Аллу оказалось сложно. Если бы не крайняя привлекательность легкого заработка, — а здесь было единственное место, где не требовали набирать текст в печатном виде, — она просто из принципа отказалась бы от дальнейших контактов с невыносимой девицей.