К себе домой Монтэгю попал уже за полночь.

Прошедшая ночь что-то изменила в нём — причём, чувствовал Монтэгю только саму перемену, но не мог осмыслить её причин. Он по-прежнему ощущал свою зависимость от Коры, его влекло к ней и телом и душой, но, то ли долгое время её предшествующего равнодушия и пренебрежения что-то надломило в нём, то ли тоска, перебродив в душе вместе с любовью, породила эту мутную вялость и пустоту. А может, он просто потерял последнюю надежду? А впрочем, нет, понял Монтэгю наконец. Причина была в том, что сделав после разговора с Шелдоном жестокий и убийственный вывод о том, что он недостоин любви, он допустил, чтобы этот вывод, словно зараза сифилиса, проник в его душу и кровь — и убил его. Вот почему находясь с ней рядом, слыша её голос и даже ощущая её прикосновение к себе — он уже не чувствовал ничего.

Он был мёртв. Крах любви осознавался Монтэгю не как крах жизни — он был слишком силён для этого, но как крах личности. В нём беззвучно обрушивались крыши, опадали стены, фундаменты превращались в руины. Во всяком случае, Монтэгю твёрдо решил, как только пристроит Кэтрин — тотчас же после её свадьбы уедет в Лондон. Пора и делом заняться.

Дома Джулиан кое-как умылся, осторожно снял сюртук и рубашку, стараясь не потревожить повязку на руке и не измарать кровью постель — чай, не брачное ложе, и наконец провалился в глубокий сон, подумав напоследок, что вечерок выдался, что и говорить, бурный…

Глава 26,

Человек предполагает, но Промысел Божий правит миром. Монтэгю казалось, что им сделано всё, чтобы история, компрометирующая брата Коры и несчастную Энн, не стала достоянием досужих языков. Мисс Гилмор будет молчать. Мисс Иствуд — тоже. У Лоренса для молчания — основания сугубые. Его самого быть разговорчивым ничто не заставит.

Откуда же что всплывёт?

Но подвело мистера Монтэгю свойственное аристократу высокомерное пренебрежение к тем, кого Господь поставил ниже господ. Он педантично учёл все обстоятельства, кроме… кучера Майлза. Вот уж кого мистер Джулиан Монтэгю в расчёт абсолютно не брал, он просто забыл про него, притом начисто, а меж тем, под утро тот был обнаружен нарядом местной полиции, заподозрен в чрезмерном пьянстве, и очнулся только в участке, где, под воздействием гудящей головы и шума в ушах изложил все события прошедшей ночи — естественно, до того момента, пока он их помнил. К несчастью, нанимая кучера, отец мистера Иствуда нисколько не интересовался остротой его ума. Майлз и в самом деле не мог похвастать умом, и потому простодушно рассказал о поручении, данном ему господином, и всех дальнейших событиях. Майлз был уверен, что его господин и его бедная жертва тоже подверглись зверскому нападению, а узнав, что ни кареты, ни лошадей на мосту не было, решил, что мистер Иствуд и мисс Гилмор давно мертвы и, наверняка, сброшены злодеями, напавшими на него, с моста в реку.

Полковник Арчибальд Кемптон, узнав из доклада своих подчинённых о ночном происшествии, не поленился утром наведаться в дом Иствудов, где быстро обнаружил, что никто вышепоименованного Лоренса Иствуда в реку не сбрасывал, вот он, пожалуйста, правда, получить от него нужные сведения было весьма затруднительно, ибо язык во рту мистера Иствуда почти не ворочался, а голова трещала так, что даже шорох лёгкого ветерка казался ему набатом. Мисс Иствуд, спрошенная о том, знает ли она, что произошло ночью с её братом и их кучером Майлзом, сообщила, что их кучер давно страдает потерей памяти и, вообще, плетёт порой Бог весть что, брат же упал с подножки экипажа, а мисс Гилмор, её подруга, наверняка, дома. Её проводил туда вчера вечером один господин.

— И кто же это, мисс?

— …Друг и сокурсник мистера Раймонда Шелдона — мистер Джулиан Монтэгю.