Можете себе представить чувства Бертрама, когда он услышал, что его родная плоть и кровь имеет привычку так беспардонно перемывать ему косточки при всем народе. Не то чтобы я надеялся дождаться от нее благодарности, нет, конечно, но после того, как человек не пожалел трудов и денег, чтобы сводить сына своей тетки в театр «Олд Вик», по-моему, естественно ожидать, что она будет к тебе относиться как тетка, чьего сына сводили в «Олд Вик», — иначе говоря, проявит хоть толику доброжелательности, справедливости и взаимной терпимости по принципу: «живи и давай жить другим». Помнится, Дживс как-то говорил, что острее змеиного зуба неблагодарность родного дитяти, так вот, неблагодарность родной тети, уверяю вас, не лучше.

Я густо покраснел и осушил бы свой стакан, содержи он что-нибудь горячительное. Однако ничего горячительного он не содержал. Для кого-то рекой лилось шампанское превосходного разлива, рука дяди Чарли онемела подливать, но мне, из уважения к известным всем и вся вкусам Гасси, подливали лишь мерзкое питье, которое образуется, когда на соковыжималку накладывают половинку апельсина и давят вращательным движением.

— Создается впечатление, — продолжала леди Дафна тем холодным, укоризненным тоном, которым в прежние времена отчитывала какую-нибудь Мод или Беатрису за тайное курение в кустах, — что его эскападам конца не будет. Совсем недавно он был задержан и оштрафован за то, что стащил у полицейского на Пикадилли каску.

Здесь я мог бы ее поправить. И поправил.

— По причине досадной оплошности, — уточнил я. — Когда стаскиваешь каску с полицейского, важно, как вы, без сомнения, сами отлично знаете, сначала потянуть на себя, чтобы нижний ремешок снялся с подбородка. А Вустер этого не сделал, в результате чего и поплатился упомянутым вами образом. Но надо учесть, по-моему, что дело происходило в день Гребных гонок, и притом час был довольно поздний, когда лучшие из людей уже не вполне ясно соображают. Впрочем, не важно, — поспешил я добавить, почувствовав, что симпатии слушателей не на моей стороне, и ловко меняя тему. — А вот слышали ли вы последний анекдот про стриптиз и дрессированную блоху? Или нет, этот, пожалуй, лучше не надо. — Я передумал, спохватившись, что анекдот, который я имел в виду, не совсем подходит для дамских и младенческих ушей. — Лучше про то, как двое едут в одном поезде. Анекдотец, правда, с бородой, так что, если кто слышал, скажите сразу.

— Просим, просим, Огастус.

— Двое глухих едут в поезде…

— Наша сестра Шарлотта, к сожалению, плохо слышит. Глухота — большое несчастье.

Тощая тетка вытянула над столом шею.

— Что он говорит?

— Огастус рассказывает анекдот, Шарлотта. Пожалуйста, продолжайте, Огастус.

Само собой, такой оборот дел поубавил у меня задора, я меньше всего хотел выставить на посмешище физический недостаток престарелой девы, но откланяться и уйти со сцены было уже невозможно, и я стал рассказывать дальше.

— Ну, так вот, два глухих типа едут в поезде, поезд остановился, один выглядывает в окно и говорит второму: «Вот уже и Торнвик». А тот ему: «Да? Я думал, понедельник». Ну а первый на это: «Я тоже не бездельник, знаете ли».

Я мало надеялся на успех. Что-то подсказывало мне с первой же фразы, что я буду освистан. Так что я договорил и громко расхохотался, но моему примеру почему-то никто не последовал. На том месте, где все тети должны были дружно покатиться со смеху, возникла довольно зловещая тишина, точно у гроба дорогого покойника, и прервала ее только тетя Шарлотта, которая спросила, что я сказал.