Чезаре на мгновенье прикрыл глаза.

- Я был бы счастлив получить твое прощение, Робин. Но... мне нечем исправить то зло, которое я причинил твоей семье, все плохое, что я сделал тебе. Я не знаю, как искупить...

- Ты прощен, Чезаре. Абсолютно. Полностью.

Как, ну ради бога, как можно не простить, когда так сильно любишь? Как можно просто встать и уйти, когда так сильно любишь? И Марко... Он покачал головой:

- Это не может быть так легко, Робин.

- Но это так, - уверяла она. - Почему бы и тебе не попытаться сделать то же самое? Тебе будет лучше, окружающим будет лучше, если ты научишься прощать.

- Дюпон бросил Карлу, когда она больше всего нуждалась в нем. И при поддержке жены отказался и от Карлы, и от рожденного сына, а потом лгал!

Робин явно сочувствовала Чезаре.

- Я понимаю, но месть разрушительное чувство. Оно разрушает тебя больше, чем кого-либо еще.

- Таким ты видишь меня? Только человеком мести, и никем больше?

- Ну что ты, - она покачала головой, но не стала объяснять, каким именно она в действительности видит его. Слишком поздно. - Смотри, Чезаре. У тебя есть Марко. Ты увидишь, как он будет превращаться в прекрасного юношу, а Пьер Дюпон никогда не узнает его, а возможно, даже не увидит своего сына, которого он отверг еще до рожденья. Что, как ни счастье Марко, должно быть по-настоящему важно для тебя?

- Ты думаешь о нем? - удивленно спросил Чезаре.

- Да, - просто признала она.

Ведь у нее не будет своего сына, горько подумал Чезаре. Все мысли о Робин вызывали в нем боль и стыд за то, что он делал по отношению к ней.

- Марко может стать твоим сыном, Робин, если ты выйдешь за меня замуж, - предложил он.

- Я говорила, мне не нужна твоя жалость, - грустно улыбнулась Робин.

Да не жалость! Он безумно хотел жениться на ней, хотел защищать ее, чтобы никто не мог ранить ее, причинить боль.

Но у него не было права даже просить об этом после всего, что он говорил и делал...

- Мы могли бы начать все сначала, встречаться, проводить вместе время, ходить куда-нибудь. Ты можешь приходить к Марко, - робко сказал он.

- Нет, - твердо сказала Робин.

Она не примет его жалость, любовь - да, но жалость - ни за что! А он не любит и не полюбит ее, сколько бы времени они ни проводили вместе.

- Но...

- Нет, Чезаре! Мы не знаем, что случилось в Монако шесть месяцев назад. И никогда не узнаем. Мы только знаем, что оба потеряли там своих близких. Вот и все. Давай оставим все как есть, хорошо?

- Если ты этого хочешь, - не сразу согласился он.

То, чего я действительно хочу, мне не получить!

- Да, - коротко ответила Робин, желая как можно скорей закончить разговор. - Прежде чем я уйду, я должна узнать, что ты намерен делать с твоей долей акций в «Ингрэм паблишинг»?

- Они твои. Ты...

- Не смей говорить, что я заработала их, не смей! - Неужели он намекает на ночь любви?!

- Я и не собирался, - мрачно нахмурился он.

- Нет?

- Робин, я говорил и делал много ужасных вещей, за которые мне сейчас безумно стыдно. Но я никогда бы не оскорбил тебя так. Эта ночь была... Я никогда не забуду тебя, Робин.

Она тоже никогда не забудет его. Как можно забыть, ведь она так любит его...

- Я хотел сказать тебе, что доля акций в «Ингрэм паблишинг» твоя, распоряжайся ими по своему усмотрению. Завтра утром посыльный доставит их тебе.

Это означает, что наши отношения закончены.

Кажется, она не жаждет оттянуть развязку.

И как не понять ее? Если бы она обращалась с ним так, как он с ней... Будь он на ее месте, он постарался бы поскорей разорвать все контакты!

- Ты веришь, что я сделаю это?

- Конечно, Чезаре. Не знаю обо всем остальном, но ты - человек слова, - легко сказала она.

Не знаю обо всем остальном, мысленно повторил он.