— Шампанского! А что на это скажет твой барин?

— Что скажет? Он будет очень доволен, что я себе ни в чем не отказываю, он этого требует от меня все время. Спроси его хоть сам, коли не веришь.

Дмитрий сходил за шампанским. Когда вино было разлито по стаканам, он сказал:

— А твой барин очень щедрый господин, и я готов прослужить ему хоть всю мою жизнь, до самой смерти. Но с другой стороны, кто вас знает, что вы с ним за люди? Вдруг шпионы иностранные или лазутчики, или еще того хуже — крамольники, революционеры?

— Зачем непременно предполагать подобные вещи? — возразил Мэк-Шэн. — Разве мой барин не мог приехать просто по своему личному делу?

— А для чего он привез с собой письма от королевского брата? Это подозрительно.

— Как для чего? Да просто для того, чтобы представиться высокопоставленным лицам в качестве действительного, настоящего джентльмена, а не проходимца какого-нибудь. Неужели в здешней стране не понимают таких простых вещей и подозревают в них невесть что? Ну, люди!

— Это ты сам не понимаешь нашей страны, — возразил Дмитрий.

— Отказываюсь и понимать такие вещи… А ты мне вот что объясни, дружище Дмитрий… Да не спросить ли нам еще бутылочку? В этой уж ничего нет, а за бокалом вина глаже беседа идет.

Распили еще одну бутылочку. Мэк-Шэн незаметно свел разговор на петербургских красавиц.

— У нас в столице много есть красавиц из польских дам и барышень, — сказал Дмитрий.

— А нет ли между ними княжны Чарторинской? — спросил Мэк-Шэн. — Не слыхал ли ты про такую?

— Я у них в доме прослужил несколько лет, еще когда старый князь был жив. А ты как ее знаешь?

— Она была в Англии.

— Возможно. Она только что вернулась с дядей из-за границы.

— Скажи, приятель, она теперь в Петербурге?

— Надо полагать. А для чего ты спрашиваешь?

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Вот что, Максимыч: я догадываюсь, что твой барин в Петербург-то приехал из-за этой самой княжны. Скажи мне правду. Я уверен, что оно так и есть.

— Значит, тебе известно больше, чем мне. Я знаю только, что мой барин встретил княжну в Комберлэнде, и что он находит ее красавицей.

— Виляешь ты, Максимыч.

— Если б я мог тебе верить, если б я знал, что ты нас не предашь, не изменишь нам…

— Вот тебе крест! Доверься мне, буду служить твоему барину верой и правдой.

— Ну, хорошо. Барин, действительно, влюбился в княжну, и она в него, кажется, тоже. Из-за этого мы и приехали.

— Прекрасно. Я так и скажу в тайной полиции, а затем буду служить вам с барином верой и правдой.

— Неужели ты все расскажешь теперь в тайной полиции? — спросил Мэк-Шэн.

— Имени княжны, конечно, не назову, а скажу, что англичанин приехал просто по своим любовным делам.

— Послушай, Дмитрий, шампанское мне надоело, а пить все еще хочется. Добудь-ка бутылочку бургонского. Да не таращи так глаза, повторяю же, капитан ничего не скажет. За подобное он меня никогда не забранит.

— Что за милый барин у тебя! — сказал Дмитрий, которого от двух первых бутылок уже начало разбирать. — Вот славный-то!

Откупорили третью бутылку. Мэк-Шэн продолжал:

— Расскажи теперь, дружище Дмитрий, все, что ты знаешь про княжну. Кто она такая?

— Она дочь умершего князя Чарторинского и состоит как бы под опекой самого государя императора. Она наследница всех родовых отцовских имений, за исключением одного, отказанного по завещанию одной варшавской больнице.