|
Досталось всем и каждому. Вот интересное дело: мерзкие людишки даже вопят как-то особенно мерзко! А бедных лошадок жалко. Насмерть перепуганные моим возму-щенным ревом, а также вспышками и громом выстрелов, неожиданно раздавшихся всего в двух шагах от ихних морд несчастные животные встали на дыбы, развернулись на месте и с диким ржанием понеслись прочь. Одним словом, вся та чертова банда загромыхала по дороге в сторону Гальего в тыщу раз быстрее, чем эти недоумки изволили ехать сюда. Для пущей убеди-тельности я произвел им вслед несколько выстрелов из револьверов, хотя, похоже, они и не думали отстреливаться.
Довольно скоро жалобные стенания и скорбный вой затихли вдали. Ну и горе-бандиты! Чистый маскарад! Однако полной уверенности в том, что они не вернутся назад, у меня все же не было, поэтому я устроил засаду в кустах, в таком месте, откуда хорошо просматривалась дорога на Гальего. Первая же мысль, пришедшая мне в голову с первыми лучами солнца, была весьма не-утешительной: против своей воли я таки заснул! Как это могло случиться, до сих пор ума не приложу! Едва проснувшись, я тут же вскочил на ноги, инстинктивно выпалив пару раз из револьверов в сторону дороги. Но вокруг было по-прежнему совершенно пустынно. Раз такое дело, то мне оставалось сделать единственное разумное предположение: с давешними джентльменами из Гальего, несомненно, приключилась медвежья болезнь! Тогда, уже со спокойным сердцем, я направился назад. Каково же было мое удивление, когда, подойдя к выгону, я вдруг обнаружил, что кораль пуст, а продуктовый фургон исчез! У меня подкосились ноги, я снова выхватил револьверы и уже собирался рвануться к дому, как вдруг заметил приколотую к изгороди кораля записку. В ней говорилось так:
«Дорогой мой мастодонт Элкинс! Такое ужасное нервное напряжение оказалось мне не по силам! Я стал седым как лунь, покуда сидел в той комнате и медленно сходил с ума под огненным взглядом, каким меня неуклонно испепелял возлежащий в койке ужасный дьявол, и все время гадал, что он со мною сотворит, когда наконец перетрет свои путы. И тогда я решил, что мне пора уносить ноги. Глубоко сожалею, но мне пришлось забрать ваш фургон и упряжку в возмещение убытков, понесенных мною в результате позорного бегства этого жалкого Мешака. Зато я оставил в полном вашем распоряжении все запасы своего чудотворного эликсира! Хотя, ежели честно, никакие могу избавиться от ощущения, что это поистине чудесное средство не принесет ни малейшей пользы бедному безумцу Бакнеру. Ведь то лекарство предназначено для взбесившихся животных, а никак не для лечения буйно помешанных гигантов, одержимых манией убийства!
— Скотина, скотина и еще раз скотина, — раздраженно бормотал я себе под нос, направляясь к дому Лема Кемпбелла. До сих пор не знаю, сколько времени потребовалось Медведю Бакнеру, чтобы полностью выпутаться из довольно-таки крепких веревок. Но так или иначе, он поджидал меня прямо за дверью, с той самой чугунной сковородкой на изготовку. И ежели бы у нее не отвалилась ручка, когда он со всего размаху огрел меня по голове, то ему наверняка удалось бы нанести мне самые серьезные телесные повреждения. И я до сих пор не могу понять, каким чудом мне удалось тогда одолеть своего двоюродного братца, поскольку он бился как самый настоящий берсерк и изо рта у него шла пена. Всякий раз, когда ему удавалось вырваться из моих рук, он с диким упорством маньяка бросался на кухню и хватал там очередную бутыль латимеровского слабительно-успокоительного эликсира от бешенства, затем с торжествующим ревом вдребезги разносил ее об мою несчастную многострадальную голову. К тому времени, как я все же сумел изловчиться и оглушить братца Медведя тем самым дубовым чурбаком, который был заместо ножек у кухонного стола, все было уже кончено. Негодяй ухитрился переколотить все до единой бутыли. Пол был залит зловонной жижей, и моя одежда пропиталась этой мерзопакостью в тех местах, где она еще не успела пропитаться кровью… Наконец мне удалось навалиться на Медведя всей тяжестью, и я скрутил-таки его снова по рукам и ногам. |
