— Какое сегодня число? — глянул он зловеще на меня.

— Какое? Да точно не помню. Знаю, что суббота, но какое число не знаю. — Я попытался выскользнуть в коридор.

— Так я тебе скажу! — крикнул Йожо. — Во всяком случае, еще не пятнадцатое мая!

Это я знал и без него. Но не могу же я всегда приспосабливаться к тому, что в апреле рыбу ловить нельзя. Я ловлю тогда, когда удастся.

— Ну и врезал бы я тебе, Дюро…

Он так злился, что казалось, сейчас швырнет мне на голову этот противень с рыбой.

Потом он хлопнул дверцами печки и сел к столу.

— Я не знал, Йожка… — начал я выкручиваться. — Мне показалось, что можно с первого апреля… Да и форель я брал только с молокой. Честное слово! Ни одной рыбки с икрой. С икрой я бросал обратно, ведь я не дурак…

— Не трепись, — сказал Вок, — а мушек давай мне, и леску. Кто тебе позволил хватать мои вещи?

Я вышел в коридор, будто за мушками. А сам кинулся навстречу маме. Она уже сидела под Марманцем и держала Габу на коленях. У Габы в руках был шоколад. Но она даже не разворачивала его. Сидела тихо, все так же, словно онемев.

Наверное, эта девчонка на что-то жаловалась маме…

А я не буду! Мне только хотелось спросить, останется ли мама дома.

Но я не спросил. Всегда со мной так. Хочу что-нибудь узнать и не осмеливаюсь. Только выжидаю, чтобы мне ответили и без моих расспросов. Как, например, без всяких расспросов Вок ответил мне насчет рыбы. Так ответил, что я чуть не схлопотал противнем по голове. В общем, достаточно ясно.

А с мамой вот неясно. Она все сидела под Марманцем. Я подсел к ней. Мама прижала меня, задумчиво коснулась дырки, которая уже давно зияет на моем старом свитере, потом вынула из своих волос гребенку и стала причесывать Габочку. Молча.

На лестнице появился отец.

— Идите есть, — сказал он. — Дюро приготовил нам угощение. Пожалуйте к столу!

Он сказал это спокойно, и я понял, что мне ничего не угрожает. Что за странные вещи творятся?

Мы вошли в дом, и отец принес мамин чемодан.

Правда, чемодан еще ничего не означает. Чемодан легко привезти и так же легко увезти обратно.

Мы накрыли с Габочкой на стол, когда отец позвал Йожку. Они что-то еще выносили из машины. Что-то в мешке.

— Дай ключ от погреба! — крикнул мне отец.

— Зачем тебе от погреба? — сказала мама. — Уже не холодно, несите ее в сарай. Недели через две-три можно сажать.

Бенюшская картошка!

Я подскочил к маме, но ничего ей не сказал, потому что боялся разреветься. Ну и пусть! Никто не видел, только мама. Что ж, я не Йожо. Он плакал только раз в жизни.

— Интересно, кто поставит маме плетень под Шпрнагелем? — сказал отец уже за столом. — И кто привезет навоз из коровника?

— Если я сказал, значит, сделаю. — Йожка встал из-за стола. В коридоре он обул сапоги и спустился с крыльца.

Я знал, куда он идет. А когда он исчез из виду, я отправился следом за ним. Как всегда. И я шел, и шел, хотя и не рядом, но все-таки не теряя его из виду. Пусть он побудет один, но не останется в одиночестве в этом сумраке под Козьим хребтом.