Но я подкупил персонал — пожертвовал кучу денег больнице, — и меня впустили. Я хотел быть первым, кого увидит мой сын, когда появится на свет.
С самого рождения Крис был моим. И я с легкостью отдал Сэйри жене. Девочка стала для нее живой куклой, которую наряжали в красивые платьица. Для нее устраивались пикники, чаепития в саду, ее учили верховой езде. Но если бы Лорел осталась жива, они бы с Сэйри разругались вдрызг. Моя дочь не из тех, кто любит званые чаепития. Ты ведь заметил?
Бек только кивнул.
— Сэйри наплевать на все, что было так ценно для Лорел. — Хафф вздохнул. — А вот Дэнни… Мать молилась бы на него. Он настоящий джентльмен. То есть он был настоящим джентльменом. Как и Лорел, он опоздал родиться лет на сто. Ему следовало бы жить в те времена, когда все одевались в белое, играли в крокет. Он бы потягивал коктейль-шампань на галерее. Тогда безделье было искусством.
Хафф посмотрел на Бека, и выражение нежности, вызванное на его лице воспоминаниями, тут же исчезло.
— Дэнни не был предназначен для бизнеса, особенно для нашего. Наш бизнес слишком грязный. Недостаточно чистый для такого, как он.
— Но Дэнни хорошо работал, Хафф. Рабочие любили его.
— Они не должны нас любить. Они должны бояться нас до холодного пота. Как только мы появляемся, у них должны дрожать коленки.
— Согласен, но Дэнни служил буфером. Он был для них доказательством, что мы тоже люди. До известной степени хотя бы.
Хафф покачал головой:
— Не спорь, Дэнни был слишком мягкосердечным и податливым, чтобы стать бизнесменом. Он всегда всем уступал. С ним слишком легко было справиться.
— Вы сами часто так поступали, — напомнил Бек. Хафф кивнул в знак согласия:
— Черт возьми, согласен. Дэнни хотел, чтобы все были счастливы. Я знал это за ним и использовал в моих интересах. Только Дэнни так и не понял, что невозможно всех сделать счастливыми. Если только попытаешься, тебя сметут раньше, чем ты начнешь.
К несчастью, мой сын слушал не только меня. Мне неприятно говорить о нем плохо, но я всегда называл черное черным. Я могу быть честным, говоря о характерах моих детей. Дэнни был слабаком.
Хотя Бек не стал возражать, он сам никогда бы не использовал слово «слабый», чтобы описать характер Дэнни. Благодарение богу, он никогда не впивался сразу в горло, как его отец и брат — или как сам Бек, кстати. Но и у мягкости есть свои преимущества. Мягкий человек не обязательно слабый. Дэнни очень быстро во всем разбирался и понимал, где проходит граница между добром и злом.
Бек размышлял о том, не послужили ли высокие моральные принципы причиной гибели Дэнни.
Хафф последний раз затянулся и загасил сигарету.
— Мне пора вернуться к гостям. Оба встали, и Бек сказал:
— Вчера вечером я положил папку на стол в вашей спальне. Вероятно, у вас не было возможности заглянуть в нее.
— Нет. А что там?
— Я просто хотел, чтобы вы просмотрели ее. Мы можем поговорить об этом позже.
— Хотя бы намекни.
Бек знал, что о бизнесе Хафф готов говорить всегда, даже в день похорон сына.
— Вы слышали когда-нибудь о человека по имени Чарльз Нильсон?
— Не припоминаю. А кто он?
— Адвокат профсоюзов.
— Ублюдок.
— Это определенно синонимы, — криво улыбнулся Бек. — Он написал нам письмо. Копию я положил в папку. Мне необходимо знать, как вы хотите, чтобы я ему ответил.
Это не срочно, но ответить надо. Так что не ждите слишком долго, просмотрите письмо. Они вместе пошли к двери.
— Этот Нильсон, что он за адвокат?
Бек замялся, но, когда увидел, что Хафф начинает сердиться, махнул рукой, словно говоря «я сам этим займусь». |