Монк достал еще одну шестипенсовую монету.

– Ага! – весело воскликнул извозчик. – Чем еще я могу вам помочь?

– Ты никогда не возил этого человека раньше?

– Пару раз. А что?

– Куда ты с ним ездил?

– Один раз – сюда, а другой – высадил его немного западнее. Да, и еще раз рядом с одним домом на Эджвер-роуд. Вам кажется, он там живет? С какой стати? Я хотел сказать, зачем таким, как он, надо сюда ездить? Что они тут забыли? Здесь даже тиф есть, меньше чем за милю отсюда. – Кебмен указал куда-то вперед рукой в грубой рукавице. – А один малый мне говорил, что в Уайтчепеле появилась даже холера… Или, может, в Майл-Энде. Или в Блэкуолле, кто его знает…

– Как тебе сказать? – ответил Монк. – Это сложно объяснить. Ты, наверное, не помнишь, в какую сторону он пошел?

Кучер ухмыльнулся.

– Я все ждал, когда вы об этом спросите. Он пошел вон туда. – С этими словами он опять показал направление пальцем. – Вон в ту сторону, к Собачьему острову.

– Спасибо. – Закончив разговор, сыщик направился в указанном извозчиком направлении.

– Если он туда пошел, вам его ни за что не найти! – прокричал ему вслед возница и добавил со вздохом: – Бедный малый…

Монк опасался, что кучер прав, но не обернулся и не замедлил шаг. Проследить путь Энгуса представлялось ему нелегкой задачей, хотя человек в таком костюме, как пропавший, сильно отличался от здешних жителей – точно так же, как и сам Уильям. Однако Стоунфилд вряд ли заходил в какую-нибудь из лавок, время от времени попадавшихся сыщику на глаза, желая что-то приобрести.

Монк обратил внимание, что ему не встретилось ни одного продавца газет. Обитатели Лаймхауса, даже если предположить, что кто-то из них окажется грамотным, не располагали лишними деньгами на подобную роскошь. Об интересующих их событиях они узнавали из разговоров или от уличных крикунов – людей, превращавших в бесконечные плохие стихи любую новость или сплетню, которую им удавалось узнать, и повторяющих ее на каждом углу, устраивая что-то вроде спектакля с одним актером, в надежде получить несколько медяков от признательных зрителей. Кое-где попадались доски для объявлений, предназначенные для тех, кто умел читать, однако уличных торговцев нигде не было видно. Даже разносчики предпочитали обходить не эти кварталы, а соседние, расположенные к западу оттуда, где они могли скорее продать свой товар.

Детектив зашел в бакалейный магазин, где продавались чай, сушеные бобы, мука, патока и свечи. Внутри было темно и пахло пылью, свечным салом и камфарой. Показав портрет Энгуса продавцу, Уильям получил в ответ ничего не выражающий отсутствующий взгляд. С тем же результатом он обратился к аптекарю, ростовщику, старьевщику и торговцу скобяным товаром. Глядя на дорогую одежду Монка, на его теплое добротное пальто и не пропускающие воду начищенные ботинки, все они сразу признавали в нем чужака. Одетые в грязное тряпье дети, многие из которых были босиком, бежали за ним и клянчили деньги, разевая щербатые рты и поочередно оглашая улицу свистом или кошачьими воплями. Детектив отдал им всю мелочь, которая у него нашлась, но стоило ему спросить их об Энгусе Стоунфилде, как они сразу замолчали и разбежались кто куда.

Оказавшись на спускавшейся к реке Юнион-роуд, вымощенной неровными потрескавшимися булыжниками, с настолько узким тротуаром, что на нем едва хватало места одному прохожему, Монк, уже потерявший надежду что-либо узнать, решил на всякий случай обратиться к уличному сапожнику, переделывавшему старые ботинки в новые.

– Вы не замечали здесь вот этого господина, в хорошем плаще, высокой шляпе и, возможно, с зонтиком? – спросил он без лишних предисловий.

Сапожник, невысокий узкогрудый человек, страдающий одышкой, взял листок бумаги и искоса посмотрел на него.