– Да, Александр, продолжим.

– Теперь моя очередь зачитывать следующее письмо. Оно снова с фронта. От некоего капитана Васильева, командира стрелкового батальона. Полностью зачитывать письмо не буду, опишу суть. Капитан благодарит меня за те сведения, которые были мной сообщены в прошлую передачу, и просит рассказать наконец историю о двенадцати пограничниках, что набили столько техники и личного состава вермахта и люфтваффе. Судя по тону письма, капитан – опытный фронтовик, который воюет с начала войны, сомневается в реальности подобного. Что ж, расскажу. История действительно на удивление занимательная. Многие фронтовики, надеюсь, почерпнут много нового для себя из чужого опыта. Историю мне эту рассказал пограничник из того полевого госпиталя, он лежал среди тяжелораненых с генералом и остальными, которых я вам уже описывал. Он умер до того, как я уехал, и его рассказ – из первых уст. Войну они встретили на границе, о начале войны знали за неделю, да даже раньше. И в какой день начнётся, и во сколько. Рапорты вверх по командованию отправляли, это чтобы тех, кто возмутится – как же так, война для нас стала внезапной! – успокоить. Пограничникам, как и внешней разведке, не верили, просто не верили, другого ответа у меня нет. Всегда им отвечали так: это провокация, не поддаваться. Но ведь на границе не дураки служили, пусть командование им не верило, но сами они готовились. Погибать за непробиваемость командиров никто не хотел. В общем, на момент, когда немецкие бомбардировщики пересекли границу, пограничники находились не в казармах, а в окопах в ожидании. Когда немцы ударили и командир заставы убедился, что война действительно началась, то они родных отправили в тыл, в основном пешком, а сами сидели и ждали. Покинуть позиции без приказа они не имели права. Немцы артиллерией и бомбёжкой с авиации снесли заставу. Точно били, два залпа – и все строения снесены. Ещё бы, столько времени было, чтобы узнать, где что находится, и навести орудия. Вот об окопах они не знали, там маскировочная сеть натянута была, сами погранцы эти позиции по ночам копали, вот и не был противник о них в курсе. Неприятным сюрпризом оказались. Посыльные, отправленные в тыл, не вернулись, их перехватывали те, кто резал связь застав с комендатурами. Это были диверсанты и их пособники из местных жителей. В общем, пограничники встретили полуроту немцев огнём. Те расслабленные были, думали, добьют выживших зелёнофуражечников и дальше пойдут. А тут кровью умылись. Погранцы подпустили их и ударили в упор, а потом броском подняли остальных на штыки. Немцы уничтожены были полностью. Два снайпера из окопов, что прикрывали атаку, из своих СВТ выбили тех, кто пытался уйти, так что действительно всех положили. Немцы разозлились на такие потери и ближе к обеду нанесли удар авиацией, подтянув ещё пехоту. Я не буду рассказывать, как пограничники, с надеждой поглядывая в сторону тыла, ожидали помощи, отбивая одну атаку за другой, уничтожив около двух рот и подбив два бронетранспортёра, но помощь так и не пришла. Более того, по удаляющейся стрельбе и канонаде они поняли, что наши откатываются от границы. Погранцов осталось восемнадцать из шестидесяти, элитные бойцы, не побоюсь этого слова. В общем, лейтенант, единственный командир, выживший в этих схватках, приказал отходить. Забрав раненых, они ушли, оставив своих не погребённых товарищей на практически полностью разрушенных позициях. Выбора другого не было. Шли дня три, в одном месте на хуторе оставили у надёжных людей раненых, которые их связывали, и двинули дальше за нашими. Их осталось двенадцать. Те самые двенадцать героев. Командовал ими лейтенант Маланов. Вот теперь и сама история. Через неделю пути погранцы стали свидетелями страшной военной драмы. Видимо, у немцев сломался танк, а это был средний Т-4, и после ремонта они догоняли своих. На дороге, пересекающей лесную поляну, они догнали телегу с нашими ранеными, которая, вероятно, где-то пряталась неподалёку и наконец решила двинуть дальше, догнать своих.