– А… у него был ключ?

– Такой же, как этот. Наверняка украл из кабинета администратора.

Диана была совершенно ошарашена. А ведь она еще не задала главного вопроса: как погиб этот человек? Сыщик повернул ключ и, прежде чем открыть, прислонился к двери спиной и сказал:

– Должен вас предупредить: зрелище впечатляющее. Но это не кровь.

– Что вы имеете в виду?

Лейтенант ухватился за ручку, напрягся и сдвинул дверь в сторону. В лицо им кинулся морозный воздух. Ланглуа повторил:

– Так помните: это – не кровь.

Он жестом пригласил ее следовать за собой. Диана сделала всего один шаг и остановилась как вкопанная. Белая цементная стена перед серыми пластиковыми баками была опрыскана чем‑то красным, усеяна липкими алыми крошками и пунцовыми полосками. Цементный пол до самого порога покрывали какие‑то бурые сгустки. Диане показалось, что в этой квадратной двадцатипятиметровой комнате, заставленной пластмассовыми ящиками, произошло настоящее побоище. Но самым удивительным – и омерзительным – был витавший в холодном воздухе резкий фруктовый запах.

Патрик Ланглуа схватил стоявшую на верху штабеля упакованную в целлофан коробку и протянул ее Диане.

– Брусника. – Он сделал вид, будто читает надпись на этикетке. – Красные ягоды. Импорт. Проведя сеанс иглоукалывания вашему сыну, Кейн явился сюда, чтобы устроить ягодную оргию.

Диана прошла внутрь, убеждая себя, что дрожит от холода.

– Что это… Что все это значит?

Сыщик обескураженно улыбнулся:

– Только то, что я сказал. Рольф фон Кейн не поспешил убраться из больницы – он отправился лопать бруснику. – Ланглуа обвел взглядом помещение. – Я бы далее сказал, не лопать, а пожирать.

– Но… от чего он умер? – пролепетала Диана.

Ланглуа бросил коробку на один из поддонов.

– Думаю, от несварения.

Он взглянул на собеседницу и продолжил:

– Извините, глупая шутка. Честно говоря, мы пока не знаем, из‑за чего он скончался. Но это была, несомненно, естественная смерть. По крайней мере, я называю такую смерть естественной. Первичный осмотр не выявил ни ран, ни повреждений. Возможно, фон Кейн умер от сердечного приступа, аневризмы аорты или какой‑то другой болезни.

Ланглуа кивнул на приоткрытую дверь. В воздухе повисла гнетущая тишина.

– Теперь вы понимаете, почему кухню поставили на карантин. Труп – возможно, заразный – в самом центре помещения, где готовят для больных детей. Придя сюда умирать, наш немец подложил больнице ту еще свинью.

Диана прислонилась к одному из баков. От запаха фруктов и сахара у нее кружилась голова.

– Давайте уйдем отсюда, – едва слышно попросила она. – Я… я больше не могу здесь находиться…

Утренний ветерок освежил Диану, но заговорить она смогла только через несколько минут:

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Ланглуа удивленно вздернул брови:

– Как – зачем? Да ведь история крутится вокруг вас! За неимением убийства у нас остается незаконная медицинская практика, незаконное проникновение в больницу, присвоение – почти наверняка! – чужого имени… – Он поднял вверх указательный палец. – Вы – пострадавшая сторона.

У Дианы отлегло от сердца. Собравшись с силами, она заявила:

– Вы ничего не поняли, лейтенант. Этот человек – кем бы он ни был, чем бы ни руководствовался – спас жизнь моему сыну. А значит, и мне. Плевать, как он это сделал. Сейчас я горюю лишь о том, что не могу его поблагодарить, ясно? Не думаю, что ваше расследование способно что‑то изменить.

Ланглуа устало отмахнулся:

– Вы прекрасно меня поняли.