– Убери с глаз долой! Как-нибудь потом выпью. Через два месяца. Раз нельзя… Значит, так тому и быть.

Девяткин достал из сумки видеокамеру, пульт дистанционного управления и соединительный шнур. Через минуту он подключил камеру к телевизору. Взволнованный Казакевич хлебнул коньяка, развалился в кресле и впился глазами в экран.

Все та же полная женщина, связанная веревками, бьется на кровати. Крупным планом взят нож. Острое лезвие касается груди, делает надрез кожи. Еще один надрез. Кто держит в руках холодное оружие? Отснятый материал не дает ответа на этот вопрос. Вот женщина затихла, кажется, смирилась с близкой смертью. Полные бедра порезаны вдоль и поперек. Кровь стекает на скомканную простыню. Лицо искажается от боли. Омерзительное зрелище! А вот Тимонин, в обнимку с каким-то бритым наголо сукиным сыном вливают в себя стопки с водкой.

– Кто это с ним?

– Боюсь, личности тех мужиков, что оказалась рядом с Тимониным в тот роковой вечер, трудно будет установить. Судя по виду, какие-то пропойцы.

– Или уголовники со стажем.

– Прошу обратить внимание на одну очень важную тонкость, – вставил слово Девяткин. – Снимали относительно недорогой видеокамерой на восьмимиллиметровую пленку. Сигнал аналоговый, а не цифровой. При съемках на цифровую камеру можно смонтировать все, что угодно, а здесь монтаж полностью исключен.

Казакевич, стараясь не моргать глазами, неотрывно смотрел на телевизионный экран. Девяткин прав, запись подлинная, это без очков видно. Крыть нечем. Но какая же мерзость на кассете! А Тимонин каков…

– Хватит, – наконец не выдержал он. – Хватит этого. Я не извращенец, не ловлю кайф от таких зрелищ.

Девяткин отсоединил камеру от телевизора, положил ее в сумку, туда же отправил пачку фотографий.

– Как вы понимаете, я не могу вам оставить эти сувениры, – сказал он.

– Разумеется, – вздохнул Казакевич.

– И еще один момент, – майор уставился в потолок, изображая напряженную работу мысли. – Я долго не мог понять, откуда взялись эти кавказцы, которые охотились на Тимонина. Я встретил их в больнице, там у нас произошла перестрелка. Затем наши пути пересеклись в Волгограде. На мое счастье, все кавказцы подорвались на гранате. Но только теперь, когда мне стали известны обстоятельства дела, все встало на свои места. Думаю, один из этих кавказцев – бывший сожитель или муж той порезанной женщины. Он собрал своих родственников или друзей, чтобы отомстить за смерть любимой.

– Тут я с вами полностью согласен, – горячо закивал головой Казакевич. – Дикий народ. Если у кавказца зарезать барана, то и тут кровной местью запахнет. А уж за любимую женщину жизни лишить – святое дело, они обидчику сердце вырежут. Ясное дело, они охотились за Тимониным, чтобы отомстить за смерть этой бабы.

– Короче, тут все ясно, – подвел итог Девяткин.

– Почему же он не дал мне знать, когда случилась… эта беда? Я бы мог помочь с документами. Морально поддержать. И вообще, мы старые друзья. Даже обидно…

– Тимонин испугался, запаниковал, наделал много глупостей. Он переезжал с места на место, заметал следы. Кроме того, он не хотел ставить под удар вас, а также Ирину Павловну. Есть еще одна причина: его преследовали проклятые кавказцы.

Девяткин сделал паузу и приступил к главному. По его словам выходило, что Тимонин не чувствует себя в безопасности. Через знакомых он обзавелся паспортом на чужое имя и теперь собирается отбыть за границу. Возможно, на несколько лет, возможно, навсегда. Медлить с отъездом нельзя.