Платья и верхняя одежда висели на вбитых в стену гвоздях. У камина были расставлены кастрюли, на голом сосновом столе стояла швейная машина. Над кроватью висела олеография с изображением рождества Христова, - очевидно, приложение к рождественскому номеру какого-нибудь журнала, - а над ней штык, и под штыком чья-то безграмотная рука начертала печатными буквами на клочке грубой бумаги следующие слова: "Штыком этим заколол троих под Элендслаагте {Поселок в Южной Африке, место одного из боев англо-бурской войны.} С. Хьюз". Стены были украшены фотографиями, на подоконнике стояли два поникших папоротника. Все в целом свидетельствовало об отчаянных усилиях блюсти чистоту и опрятность. Громоздкий буфет с неплотно закрытыми дверцами был набит всем тем, чему не следовало быть на виду. Окно в этом царстве младенца было плотно закрыто; пахло здесь краской, стиркой и копченой селедкой - и кое-чем другим.
Хилери посмотрел на ребенка, ребенок посмотрел на него. Глаза крохотного серого человеческого существа, казалось, спрашивали:
"Ты ведь не мама?"
Хилери нагнулся и дотронулся до его щечки. Ребенок мигнул черными глазами.
"Ну, конечно, ты не мама", - как будто хотел он сказать.
У Хилери сдавило горло; он повернулся и стал спускаться вниз. Остановившись возле комнаты маленькой натурщицы, он постучал и, не получив ответа, повернул ручку двери. Небольшая квадратная комнатка была пуста. В ней было достаточно чисто и аккуратно, стены склеены сравнительно новыми обоями в розовых цветочках. Через открытое окно виднелось грушевое дерево в полном цвету. Хилери осторожно прикрыл дверь, стыдясь того, что вообще открывал ее.
На лестничной площадке, глядя на него в упор черными глазами - такими же, как у того младенца наверху, - стоял человек среднего роста, крепкого сложения, с коротко подстриженными темными волосами; его широкое скуластое лицо с прямым носом и черными усиками так загорело, что казалось коричневым. Он был одет в форменную одежду метельщика улиц: просторная синяя куртка, брюки засунуты в сапоги, доходящие до середины икр. В руках он держал фуражку.
После нескольких минут обоюдного лицезрения Хилери спросил:
- Вы, очевидно, мистер Хьюз?
- Да.
- Я заходил повидать вашу жену.
- Вот как!
- Вы, вероятно, знаете, кто я.
- Да, я вас знаю.
- К сожалению, дома у вас я не застал никого, кроме вашего ребенка.
Хьюз указал фуражкой на комнату маленькой натурщицы.
- А я думал, вы, может, ее повидать заходили. - сказал он. Его черные глаза злобно горели; в выражении лица было нечто большее, чем классовая ненависть.
Хилери слегка покраснел и, не отвечая, бросив на Хьюза испытующий взгляд, прошел мимо и стал спускаться по лестнице. Миранда не успела последовать за ним. Она стояла на верхней ступеньке, чуть приподняв лапку.
"Я не знаю этого человека, - казалось, говорила она, - но он мне не нравится".
Хьюз усмехнулся.
- Бессловесную тварь я никогда не обижу, - сказал он, - иди, иди, дворняжка!
Подстегнутая словом, которого она не предполагала когда-либо услышать по своему адресу, Миранда поспешно сбежала вниз.
"Он вел себя умышленно дерзко", - думал Хилери, шагая прочь от дома.
- "Вест-министерскую", сэр? Ах ты, господи... - Костлявая дрожащая рука протягивала ему зеленоватую газету. - По такому времени года ветер прямо-таки немыслимо холодный.
Перед Хилери стоял очень старый человек в очках в железной оправе, с распухшим носом, вытянутой верхней губой и длинным подбородком. Он нарочито долго возился, ища сдачу с шестипенсовика.
- Ваше лицо мне знакомо, - сказал Хилери.
- Ну, еще бы. Вы же бываете в этом магазине в табачном отделе. Я частенько вижу, как вы туда заходите. А иной раз покупаете "Пэл-Мэл" у того вон парня. - Он сердито тряхнул головой, указывая влево, где стоял человек помоложе его с кипой газет цветом побелее, чем "Вест-минстерская". |