Изменить размер шрифта - +
В конце своих поучений мужик заезжий обозвал Петю Криворукова «козлом», и предложил выйти вон, потому что иначе «из бара выйти на своих ногах смогут все, кроме Пети». Дальше, как в Голливуде, понеслась арба по кочкам!

Петя мужику за «козла» в морду дал. Мужик тоже не простой оказался — ногой под дых отрубил Петю не меньше чем на полчаса. Тут Дёма Круглое и подоспел, ибо не мог спокойно глядеть на то, как его друга-братка унижает заносчивый хам, которому никто дурного слова не сказал! Не любил Пятак, когда в его присутствии людей не по делу унижали, не важно, друга-братка или простого труженика, или интеллигента очкастого. Вот если бы Петька Рыло к девчонке этой пристал или нахамил её кавалеру, тогда другое дело, а так…

Дал Дёма мужику в «пятак» пару раз, челюсть сломал, глаз подбил, не помогли нахалу ни ноги, ни руки, ни приёмы специальные, потому что «против Дёмы нет приёма, если нет другого Дёмы». От усердия Пятак даже кисть себе слегка вывихнул в борьбе за правое, по его разумению, дело. Девчонка на него так зыркнула, будто взглядом убить хотела. Но Дёма взглядов не боялся и с женщинами не дрался.

 

— Вы что, — заорал он на братков, — идиоты, совсем с ума посходили? Вы знаете, кому по башке настучали?

Демьян с пришедшим в себя Петей Криворуковым, ясное дело, в непонятках… Не знаем, мол, никого.

— Ясно, что не знаете! А настучали вы по темечку столичному полковнику милиции Гераклу Ивановичу Сушёному, который из Москвы проездом к брату на похороны тётки своей, Гераклины Петровны Сушёной, училки вашей, заехал…

Братки припомнили, как вчера на местном кладбище хоронили Гераклину Петровну, у которой все они учились: и Демьян Круглов, и Петька Криворуков, и майор Студенец, и даже Хачик с Ахметом…

— Ага! — дошло, наконец, до Пятака, — значит, тот, кому я по тыковке настучал, — племянник её, из Москвы…

— Придурки! — не унимался Студенец, — да вы что, не понимаете, что Геракл Иванович Сушёный все эМ-Ве-Де теперь на уши поднимет, и что я, первым делом, обязан буду вас арестовать?

Дёма с Петей в школе не отличались особой тягой к знаниям, потому покойная Гераклина Петровна Сушёная всегда пребывала в сильном затруднении, как из ровного десятка единиц и двоек вывести ученикам Круглову и Криворукову четвёрки для повышения показателя успеваемости школы. У Студенца среди двоек хоть иногда, да троечка попадалась, потому его и на медаль вытянули, и в школу милиции учиться в область послали…

Но сейчас даже Дёма с Петей поняли, что придётся им теперь «делать ноги» из родного города…

Пока ноги эти им в милиции не выдернули.

Потому и пришлось Дёме Пятаку начинать жизнь с чистого, так сказать, листа.

Местный Папа, Лом Федосеевич Барнаулов, по кличке Затаренный, написал недотёпам малявы. Дёме Круглову в областной центр к Эдуарду Аркадьевичу Чалому, с которым чалился когда-то вместе на зоне, сидел, в смысле. Петьке он малявы рекомендательной давать сначала не хотел. Он даже подумал, не сдать ли майору Студенцу для отчётности, но пожалел и отправил его в Тюмень, столицу деревень.

 

Километры набегали под капот, из колонок его древней и ржавой «пятеры» приятно басил Миша Шуфутинский, и ровно рычал мотор, который был ещё очень даже ничего, потому что пацаны из степногорского автосервиса уважали Дёму и перебирали его «пятёрку» каждый квартал, отлаживая гайки-клапана, чтоб заводилась с пол-оборота!

Только, впопыхах собираясь в бега, не успел Дёма поменять глушитель. В дороге, так некстати, прорвало у глушака среднюю часть, и машина рычала теперь, словно гоночный болид «Формулы-1».

Правильно в народе говорят, что «Беда одна с глушителем не ходит! Ищите рядом пистолет!»

Заехал Демьян на заправку какую-то левую с двумя рожками всего, один с девяносто вторым, другой с семьдесят шестым бензином.

Быстрый переход