|
Прочие же кроме него, только что с шумом отворилась настеж дверь, напротив потеснились еще более назад от внезапного страха. Подняв руки горе, отец Ферапонт вдруг завопил: - Извергая извергну! - и тотчас же начал, обращаясь во все четыре стороны попеременно, крестить стены и все четыре угла кельи рукой. Это действие отца Ферапонта тотчас же поняли сопровождавшие его; ибо знали, что и всегда так делал, куда ни входил, и что и не сядет и слова не скажет, прежде чем не изгонит нечистую силу. - Сатана изыди, сатана изыди! - повторял он с каждым крестом. - Извергая извергну! - возопил он опять. Был он в своей грубой рясе, подпоясанной вервием. Из-под посконной рубахи выглядывала обнаженная грудь его; обросшая седыми волосами. Ноги же совсем были босы. Как только стал он махать руками, стали сотрясаться и звенеть жестокие вериги, которые носил он под рясой. Отец Паисий прервал чтение, выступил вперед и стал пред ним в ожидании. - Почто пришел, честный отче? Почто благочиние нарушаешь? Почто стадо смиренное возмущаешь? - проговорил он наконец, строго смотря на него. - Чесо ради пришел еси? Чесо просиши? Како веруеши? - прокричал отец Ферапонт юродствуя, - притек здешних ваших гостей изгонять, чертей поганых. Смотрю, много ль их без меня накопили. Веником их березовым выметать хочу. - Нечистого изгоняешь, а может сам ему же и служишь, - безбоязненно продолжал отец Паисий, - и кто про себя сказать может: "свят есть"? Не ты ли, отче? - Поган есмь, а не свят. В кресла не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! - загремел отец Ферапонт. - Ныне людие веру святую губят. Покойник, святой-то ваш, - обернулся он к толпе, указывая перстом на гроб, - чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание господне великое видим. А это и действительно однажды так случилось при жизни отца Зосимы. Единому от иноков стала сниться, а под конец и наяву представляться нечистая сила. Когда же он, в величайшем страхе, открыл сие старцу, тот посоветовал ему непрерывную молитву и усиленный пост. Но когда и это не помогло, посоветовал, не оставляя поста и молитвы, принять одного лекарства. О сем многие тогда соблазнялись и говорили меж собой, покивая главами, - пуще же всех отец Ферапонт, которому тотчас же тогда поспешили передать некоторые хулители о сем "необычайном" в таком особливом случае распоряжении старца. - Изыди отче! - повелительно произнес отец Паисий, - не человеки судят, а бог. Может здесь "указание" видим такое, коего не в силах понять ни ты, ни я и никто. Изыди отче, и стадо не возмущай! - повторил он настойчиво. - Постов не содержал по чину схимы своей, потому и указание вышло. Сие ясно есть, а скрывать грех! - не унимался расходившийся во рвении своем не по разуму изувер. - Канфетою прельщался, барыни ему в карманах привозили, чаем сладобился, чреву жертвовал, сладостями его наполняя, а ум помышлением надменным... Посему и срам претерпел... - Легкомысленны словеса твои, отче! - возвысил голос и отец Паисий, - посту и подвижничеству твоему удивляюсь, но легкомысленны словеса твои, якобы изрек юноша в миру, непостоянный и младоумный. Изыди же отче, повелеваю тебе, - прогремел в заключение отец Паисий. - Я-то изыду! - проговорил отец Ферапонт, как бы несколько и смутившись, но не покидая озлобления своего, - ученые вы! От большого разума вознеслись над моим ничтожеством. Притек я сюда малограмотен, а здесь, что и знал, забыл, сам господь бог от премудрости вашей меня маленького защитил... Отец Паисий стоял над ним и ждал с твердостью. Отец Ферапонт помолчал и вдруг, пригорюнившись и приложив правую ладонь к щеке, произнес нараспев, взирая на гроб усопшего старца: - Над ним заутра "Помощника и покровителя" станут петь - канон преславный, а надо мною, когда подохну, всего-то лишь "Кая житейская сладость" - стихирчик малый <при выносе тела (из келии в церковь и после отпевания, из церкви на кладбище) монаха и схимонаха, поются стихиры: "Кая житейская сладость. |
