|
- О, без сомнения, - одобрил прокурор, хотя и несколько суховато сравнительно с порывом Николая Парфеновича. Замечу раз навсегда: новоприбывший к нам Николай Парфенович, с самого начала своего у нас поприща, почувствовал к нашему Ипполиту Кирилловичу, прокурору, необыкновенное уважение, и почти сердцем сошелся с ним. Это был почти единственный человек, который безусловно поверил в необычайный психологический и ораторский талант нашего "обиженного по службе" Ипполита Кирилловича и вполне верил и в то, что тот обижен. О нем слышал он еще в Петербурге. Зато в свою очередь молоденький Николай Парфенович оказался единственным тоже человеком в целом мире, которого искренно полюбил наш "обиженный" прокурор. Дорогой сюда они успели кое в чем сговориться и условиться насчет предстоящего дела и теперь, за столом, востренький ум Николая Парфеновича схватывал на лету и понимал всякое указание, всякое движение в лице своего старшего сотоварища, с полуслова, со взгляда, с подмига глазком. - Господа, предоставьте мне только самому рассказать и не перебивайте пустяками, и я вам мигом всё изложу, - кипятился Митя. - Прекрасно-с. Благодарю вас. Но прежде чем перейдем к выслушанию вашего сообщения, вы бы позволили мне только констатировать еще один фактик, для нас очень любопытный, именно о тех десяти рублях, которые вы вчера, около пяти часов, взяли взаймы под заклад пистолетов ваших у приятеля вашего Петра Ильича Перхотина. - Заложил, господа, заложил, за десять рублей, и чту ж дальше? Вот и всё, как только воротился в город с дороги, так и заложил. - А вы воротились с дороги? Вы ездили за город? - Ездил, господа, за сорок верст ездил, а вы и не знали? Прокурор и Николай Парфенович переглянулись. - И вообще, если бы вы начали вашу повесть со систематического описания всего вашего вчерашнего дня с самого утра? Позвольте, например, узнать: зачем вы отлучались из города и когда именно поехали и приехали... и все эти факты... - Так вы бы так и спросили с самого начала, - громко рассмеялся Митя, - и если хотите, то дело надо начать не со вчерашнего, а с третьеваднешнего дня, с самого утра, тогда и поймете куда, как и почему я пошел и поехал. Пошел я, господа, третьего дня утром к здешнему купчине Самсонову занимать у него три тысячи денег под вернейшее обеспечение, - это вдруг приспичило, господа, вдруг приспичило... - Позвольте прервать вас, - вежливо перебил прокурор. - почему вам так вдруг понадобилась, и именно такая сумма, то есть в три тысячи рублей? - Э, господа, не надо бы мелочи: как, когда и почему, и почему именно денег столько, а не столько, и вся эта гамазня... ведь эдак в трех томах не упишешь, да еще эпилог потребуется! Всё это проговорил Митя с добродушною, но нетерпеливою фамильярностью человека, желающего сказать всю истину и исполненного самыми добрыми намерениями. - Господа, - как бы спохватился он вдруг, - вы на меня не ропщите за мою брыкливость, опять прошу: поверьте еще раз, что я чувствую полную почтительность и понимаю настоящее положение дела. Не думайте, что и пьян. Я уж теперь отрезвился. Да и что пьян не мешало бы вовсе. У меня ведь как: Отрезвел, поумнел - стал глуп, Напился, оглупел - стал умен. Ха-ха! А впрочем я вижу, господа, что мне пока еще неприлично острить пред вами, пока то есть не объяснимся. Позвольте наблюсти и собственное достоинство. Понимаю же я теперешнюю разницу: ведь я всё-таки пред вами преступник сижу, вам стало быть в высшей степени не ровня, а вам поручено меня наблюдать: не погладите же вы меня по головке за Григория, нельзя же в самом деле безнаказанно головы ломать старикам, ведь упрячете же вы меня за него по суду, ну на полгода, ну на год в смирительный, не знаю, как там у вас присудят, хотя и без лишения прав, ведь без лишения прав, прокурор? Ну так вот, господа, понимаю же я это различие. |
