|
- Как же-с, видел-с, только не двадцать-с, а семь-с, когда супруга моя деревеньку мою заложила. Дала мне только издали поглядеть, похвалилась предо мной. Очень крупная была пачка-с, всё радужные. И у Дмитрия Федоровича были всё радужные... Его скоро отпустили. Наконец дошла очередь и до Грушеньки. Следователи видимо опасались того впечатления, которое могло произвести ее появление на Дмитрия Федоровича, и Николай Парфенович пробормотал даже несколько слов ему в увещание, но Митя, в ответ ему, молча склонил голову, давая тем знать, что "беспорядка не произойдет". Ввел Грушеньку сам Михаил Макарович. Она вошла со строгим и угрюмым лицом, с виду почти спокойным, и тихо села на указанный ей стул напротив Николая Парфеновича. Была она очень бледна, казалось, что ей холодно, и она плотно закутывалась в свою прекрасную черную шаль. Действительно с ней начинался тогда легкий лихорадочный озноб - начало длинной болезни, которую она потом с этой ночи перенесла. Строгий вид ее, прямой и серьезный взгляд и спокойная манера произвели весьма благоприятное впечатление на всех. Николай Парфенович даже сразу несколько "увлекся". Он признавался сам, рассказывая кое-где потом, что только с этого разу постиг, как эта женщина "хороша собой", а прежде хоть и видывал ее, но всегда считал чем-то в роде "уездной Гетеры". "У ней манеры как у самого высшего общества", восторженно сболтнул он как-то в одном дамском кружке. Но его выслушали с самым полным негодованием и тотчас назвали за это "шалуном", чем он и остался очень доволен. Входя в комнату, Грушенька лишь как бы мельком глянула на Митю, в свою очередь с беспокойством на нее поглядевшего, но вид ее в ту же минуту и его успокоил. После первых необходимых вопросов и увещаний, Николай Парфенович, хоть и несколько запинаясь, но сохраняя самый вежливый однако же вид, спросил ее: "В каких отношениях состояла она к отставному поручику Дмитрию Федоровичу Карамазову?" На что Грушенька тихо и твердо произнесла: - Знакомый мой был, как знакомого его в последний месяц принимала. На дальнейшие любопытствующие вопросы прямо и с полною откровенностью заявила, что хотя он ей "часами" и нравился, но что она не любила его, но завлекала из "гнусной злобы моей", равно как и того "старичка", видела, что Митя ее очень ревновал к Федору Павловичу и ко всем, но тем лишь тешилась. К Федору же Павловичу совсем никогда не хотела итти, а только смеялась над ним. "В тот весь месяц не до них мне обоих было; я ждала другого человека, предо мной виновного... Только, думаю, заключила она, что вам нечего об этом любопытствовать, а мне нечего вам отвечать, потому это особливое мое дело". Так немедленно и поступил Николай Парфенович: на "романических" пунктах он опять перестал настаивать, а прямо перешел к серьезному, то-есть всё к тому же и главнейшему вопросу о трех тысячах. Грушенька подтвердила, что в Мокром, месяц назад, действительно истрачены были три тысячи рублей, и хоть денег сама и не считала, но слышала от самого Дмитрия Федоровича, что три тысячи рублей. - Наедине он вам это говорил или при ком-нибудь, или вы только слышали, как он с другими при вас говорил? - осведомился тотчас же прокурор. На что Грушенька объявила, что слышала и при людях, слышала как и с другими говорил, слышала и наедине от него самого. - Однажды слышали от него наедине или неоднократно? - осведомился опять прокурор и узнал, что Грушенька слышала неоднократно. Ипполит Кириллыч остался очень доволен этим показанием. Из дальнейших вопросов выяснилось тоже, что Грушеньке было известно, откуда эти деньги и что взял их де Дмитрий Федорович от Катерины Ивановны. |
