Изменить размер шрифта - +
Несмотря на все наши усилия, тебе не становится лучше.

Я видела, как шевелились губы доктора Лунда. Как ни странно, мне показалось, что слова, вылетев из его рта, уплыли в окно позади. Я с улыбкой наблюдала, как раскрашенные в яркие цвета буквы его предложения, подхваченные легким ветерком, танцуя, упорхнули в ясное синее летнее небо.

– Ради бога, Лекси! – вскричал папа, заставив меня подпрыгнуть.

Отпустив мамину руку, он присел передо мной на корточки. И, сжав мне ладони, принялся ласково поглаживать слишком тонкие пальцы. Папа взглянул полными слез глазами на наши соединенные руки. И на белую керамическую плитку у моих ног упала одинокая капля. В тот миг, когда я увидела отца таким подавленным, внутри у меня все перевернулось. Но голос в мозгу, вновь желая быть услышанным, заглушил одинокий призыв к состраданию.

Он ворковал:

«Ах, Лексингтон. Не поддавайся эмоциям. Ведь ты становишься слабой. Помни, он пытается помешать тебе добиться цели. Как и все остальные. Не позволяй им. Подумай, как далеко ты зашла. Будь сильной. Еще несколько фунтов, и ты достигнешь совершенства. Вместе мы этого добьемся».

Я пренебрежительно распрямила плечи и отдернула руки. Папа, потерпев поражение, смиренно опустился на колени.

Голос говорил правду. Все они пытались преградить мне путь к цели.

– Лексингтон, мы теряем тебя. Неужели не видишь? – прошептал он и, подавшись назад, сел рядом с мамой, снова взял ее за руку. – Пожалуйста… вернись к нам, милая. Ты – все, что у нас есть. Весь наш мир. Самое главное в жизни. Эта… болезнь завладела тобой. Борись с ней, милая. Всеми силами, – умолял он, снова опуская голову.

Доктор Лунд откашлялся.

– Лексингтон Харт, нервно-психическая анорексия тебя убьет. Ты слишком плохо питаешься, и уже очень давно. Поскольку ты по-прежнему отказываешься исполнять наши просьбы и просто не обращаешь внимания на свои проблемы, я буду говорить с тобой откровенно.

Сквозь большое окно я наблюдала, как снаружи в небо устремился голубь, а потом вдруг резко спустился и уселся прямо на карниз. Он обвел черными глазками кабинет доктора Лунда, а потом уставился прямо на меня. И склонил голову набок, словно спрашивая, что случилось.

– Если ты в ближайшее время не справишься с этой проблемой, то через несколько месяцев твое тело просто перестанет работать, – продолжал доктор Лунд, но я упорно продолжала смотреть на голубя. Такого белого, чистого… прекрасного. На мгновение мне захотелось стать этим голубем и улететь прочь. Подальше от всего этого… от смятения и необходимости стать… совершенной.

– Ты сейчас на той стадии болезни, когда выпадают волосы, отказывают почки, гниют зубы, на которых от беспрестанных чисток уже стерлась эмаль, а на сердце ложится слишком большая нагрузка, и оно может не выдержать.

Доктор Лунд вздохнул и наклонился вперед, но мы с голубем по-прежнему смотрели друг другу в глаза. Мне не хотелось слушать слова доктора. Я знала, что он просто пытался меня напугать.

Доктор потянулся вперед и сжал мне руку, вынуждая взглянуть в его серьезное лицо.

– Так что вот, Лекси. К этому все и идет. Тебе нужно выбрать, хочешь ты жить или умереть, и сделать это здесь и сейчас. В эту самую минуту, в этот миг. Борись с болезнью. Покончи с ней раз и навсегда. Ради своей семьи… и самой себя.

Я вновь посмотрела на часы на стене, на отсчитывающую время секундную стрелку, и почувствовала, как по щеке скатилась одинокая слеза. Мокрая капля коснулась кожи на тыльной стороне руки, крепко вцепившейся в ногу. Какое-то время я наблюдала за блестящей лужицей, а потом подняла голову. Казалось, даже голубь потрясенно застыл на карнизе, удивленный, что я плачу.

И я вдруг поняла. Я позволила им до себя добраться.

Быстрый переход