Антимодес вопросительно поднял брови.

— Ну, наверное, все слышали эту историю. Я попал под сильное влияние сектантов, поклонявшихся, как они утверждали, змеиному Богу Бельзору. Рейстлин провёл маленькое расследование и смог доказать, что на самом деле эта толпа фанатиков управлялась не Богом, а обычной наложенной «марионеточной магией». Он едва не погиб, помогая мне.

Антимодес резко дёрнул ложечкой для сахара, словно эти слова причинили ему боль.

— Да, я слышал что-то подобное. Ну а кроме этого? Что ещё ты можешь сказать о Рейстлине?

— Он по душе мне, — просто ответил Лемюэль. — Да, конечно, он не безгрешен и совершил много ошибок, но кто без них? Он честолюбив и увлечён магической наукой; так в его возрасте я был точно таким же, что в этом плохого?

— Некоторые говорят, не просто увлечён, а одержим…— мрачно заметил Антимодес.

— Ну, тогда так можно сказать про любого, хоть про моего отца. Ты же его знал, Антимодес, не так ли?

— Да, я имел честь быть знакомым с твоим батюшкой. — Антимодес слегка поклонился. — Прекрасный человек и искусный маг.

— Тогда ты можешь представить, как я его разочаровал в один замечательный день. — Лемюэль грустно улыбнулся. — Рухнули все его мечты. Когда я увидел Рейстлина в первый раз, то сразу сказал себе: «Вот сын, которого бы мечтал иметь мой отец». Мне он понравился, я привязался к нему как к брату, которого у меня никогда не было…

— Брат! Будь благодарен, что ты не его брат! — вдруг серьёзно воскликнул Антимодес. Он неожиданно замолчал и нахохлился.

Ничего не понявший из последней фразы, Лемюэль лишь переминался с ноги на ногу, но Антимодес по-прежнему не произносил ни слова. Наконец гаванский маг пробормотал, что ему необходимо проведать своего пациента, и бочком выскользнул из кухни.

Антимодес остался сидеть за столом, не отрывая взгляда от своей чашки, но он давно забыл про чай, погрузившись в глубокие раздумья: «Как близко он подошёл к грани, за которой нет возврата? Я мог бы биться об заклад, что он выберется… — Антимодес с негодованием посмотрел на колышущийся пар перед ним, словно тот мог ответить. — Я позволю ему умереть? Буду просто сидеть и ничего не делать, наблюдая за всем со стороны? Но если умрёт он, умрёт многое и во мне… Да и кто я такой, чтобы осуждать Рейстлина после всего, что с ним случилось? Кто имеет право решать или предсказывать ту роль, которую сможет обрести он в будущие ужасные времена? Уж точно не я. И уж конечно, не Пар-Салиан, как бы ему ни хотелось строить из себя провидца и полубога!»

Архимаг продолжал смотреть в чашку, словно листья заварки могли расступиться, показав на самом дне будущее, потом тяжело вздохнул и выпрямился.

— Что ж, юный Рейстлин, — проговорил он медленно, — я, наверное, должен извиниться перед тобой. Перед тобой и Карамоном за то, что мог бы сказать или подумать. Боги, если они это видят, обязаны помочь и излечить тебя. — Произнеся это, Антимодес отсалютовал кружкой и сделал большой глоток. Найдя, что чай холодный, он немедленно выплюнул его обратно.

Рейстлин не умер. Помогли ли тут травы Лемюэля, терпеливый уход Карамона, или Боги услышали тираду Антимодеса — трудно было сказать. Возможно, о нём позаботился кто-то из другого плана бытия, кто-то, чья жизнь была неразрывно связана с жизнью молодого мага. А может быть, ничто из этого не имело ни малейшего влияния на его выздоровление — просто в один из дней, когда дух Рейстлина парил между жизнью и смертью, жизнь одержала победу в долгом сражении с лихорадкой. Юноша очнулся от забытья и в тот же миг погрузился в спокойный, здоровый сон.

После болезни Рейстлин был невероятно слаб, так слаб, что даже не мог оторвать голову от подушки без помощи брата, который не отходил от него ни на шаг.