Из всей огромной советской литературы уцелели до дня сегодняшнего единичные имена. А прошло-то всего двадцать лет новой эпохи. Подозреваю, что ещё через двадцать уцелеют только Стругацкие. Почему? Да потому что ни у кого, кроме них, не было за эти двадцать лет таких стабильно высоких тиражей. На остальных — мода, а на Стругацких — неизменный спрос. И чтобы другим советским писателям не обидно было, поясню, что сегодня даже на Достоевского мода — в зависимости от выхода на экран сериалов. Стругацкие меньше других от этого зависят, впрочем, ни одного сериала по их книгам ещё не сняли. Всё впереди. Выйдут — посмотрим.

Ну и последнее: количество их переводов на языки мира сопоставимо только с переводами классики. Не пора ли сделать из этого правильный вывод?

Вот, наверно, и всё, что я хотел сказать о них. Не знаю, сумел ли объяснить, в чём причина, каковы истоки этого феномена? Сам для себя я пытался найти ответ, и желательно краткий, ещё очень давно, лет двадцать пять назад, когда запоем читал и перечитывал все их книги, новые и старые, и вместе с миллионами других поклонников нетерпеливо ждал самых новых. Я был наивен тогда. И вот я попробовал ответить на этот вопрос сейчас, когда уже можно подвести черту, оглянуться назад, задуматься, осмыслить масштаб пройденного пути. Я опять попробовал ответить коротко. Одной фразой не получилось. И тремя фразами тоже ограничиться не удалось. Я набросал тезисы. Десятка два-три. За ними потянулись абзацы цитат и страницы рассуждений. Каждый тезис превращался в главу. Вот так и получилась эта книга.

Стругацкие — это феномен, которым мы будем гордиться ещё долгие годы, пока само понятие «культура» не исчезнет или не трансформируется во что-то иное.

Более яркого, более необычного, более удивительного явления в отечественной словесности второй половины двадцатого столетия не было. Я готов ответить за каждое слово в этой фразе. Здесь нет преувеличения. Мне кажется, я попытался доказать это.

Книга, которую вы держите в руках, читатель, безусловно, о людях, о двух Человеках, которых зовут Аркадий Стругацкий и Борис Стругацкий, однако хотелось мне этого или нет, она всё равно получилась ещё и о феномене писателя, мыслителя, общественного деятеля по имени Братья Стругацкие. Да, именно о феномене. Это слово в меру научное и в меру доступное широкой публике. Сказать, цитируя самих авторов, «гигантская флюктуация» было бы слишком вычурно и потребовало бы комментариев. А сказать просто и по-русски «чудо» было бы неточно и, как это ни странно, снизило бы пафос, заузило бы тему и увело бы нас не в ту степь. Феномен — он для всех феномен. А в чудо ещё надобно поверить. Далеко не каждый верит в чудеса.

Стругацкие не верили в чудеса. Они чудеса создавали и профессионально эксплуатировали их — и собственные, и созданные другими. Они блестяще сформулировали однажды своего рода «три источника и три составных части» настоящей фантастики: чудо — тайна — достоверность.

По этому принципу они действительно строили все свои произведения. Как прост этот принцип на первый взгляд и как нелегко следовать ему на практике. Увидеть чудо, придумать чудо, убедить читателя в том, что это чудо. Затем обозначить тайну, увлечь читателя тайной, предложить ему сюжет разгадки. И, наконец, сделать это всё с предельной, максимальной, абсолютной достоверностью. Они умели это — сделать любое чудо реальным. Правдоподобным. Ощутимым. Их тайны раскрывались или не раскрывались, но каждый сюжет, каждый персонаж и каждая деталь были достоверными на сто процентов.

Вот такой они создали феномен — литературный, культурный, уникальный.

Писатели. Пророки. Человеки.

Братья Стругацкие.

Фотографии

Александра Ивановна Литвинчёва и Натан Залманович Стругацкий, 1924

Аркаша на руках у матери, Батум, март 1926-го

Будущему писателю полгода от роду, Батум, 1926

Аркаша с родителями в Ленинграде, вверху — 1930 г.