За то время, пока ее не было, мама успевала выкинуть пустые банки и проветрить дом от кислой, застоявшейся вони. Если грузовик по-прежнему стоял рядом с домом, Калли пряталась в лесу до тех пор, пока ее не выгоняли оттуда голод или дневная жара.
Из кухни не доносилось ни звука. Решив, что отец уехал, Калли принялась спускаться. Особенно осторожно она наступила на четвертую, скрипучую ступеньку. У подножия лестницы стало чуть светлее — сюда доходил свет от лампочки над плитой. Осталось пройти мимо кухни — и она окажется в туалете. На нижней ступеньке Калли приподняла подол ночнушки, чтобы шаги получились пошире. Воровато покосилась в сторону кухни. Никого! Вот она уже рядом с дверью ванной, схватилась за холодную металлическую ручку, повернула…
— Калли! — послышался хриплый шепот. Девочка замерла на месте. — Калли! Поди-ка сюда!
Калли отпустила дверную ручку и повернулась на звук отцовского голоса. На кухне пусто, но сетчатая дверь приоткрыта — она различила в предутреннем сумраке очертания его широких плеч. Отец устроился на низком бетонном крылечке, над его головой вились и переплетались две дымные струйки — от сигареты и от чашки с кофе.
— А ну-ка, иди сюда, малышка Калли. Ты зачем так рано встала? — беззлобно спросил Гриф. Калли приоткрыла сетчатую дверь, стараясь не задеть отца, с трудом вылезла в образовавшуюся щель и остановилась рядом с ним. — Ты почему не спишь, Калли? Страшный сон приснился? — Гриф посмотрел на дочь снизу вверх, Калли различила на его лице неподдельную заботу.
Она покачала головой и махнула рукой в сторону ванной. Правда, в туалет ей почему-то сразу расхотелось.
— Что-что? Я тебя не слышу! — Отец ухмыльнулся. — Говори погромче! Ах да, ты ведь не умеешь говорить. — Рот у него презрительно скривился. — Ты у нас руками показываешь, как немая! — Он вскочил и, передразнивая дочь, покрутил в воздухе кистями рук. — Не можешь говорить, как все нормальные дети! Совсем, значит, тупая? — Гриф все больше заводил себя.
Калли опустила голову. На земле валялось с десяток сплющенных пивных банок. Желание помочиться вернулось с прежней силой. Она подняла голову и посмотрела на мамино окно — занавески не затрепетали, и из-за них не показалось доброе мамино лицо, при виде которого ей сразу становилось легче.
— Говорить не умеешь? Чушь собачья! Раньше-то еще как говорила. Маленькая, бывало, болтала без умолку: «Папуля, папуля…» Особенно когда чего-то от меня хотела. А сейчас выросла и превратилась в дуру безмозглую… А может, ты и не моя вовсе? Глаза у тебя как у помощника шерифа. — Гриф наклонился и посмотрел на девочку в упор. Калли невольно зажмурилась.
По гравию зашуршали шины, послышался рокот мотора. Роджер! Калли открыла глаза и вздохнула с облегчением. Рядом с ними остановился внедорожник.
— Привет, ребята! Доброе утречко! Как делишки, мисс Калли? — Роджер кивнул Калли, не глядя на нее, и, не дожидаясь ответа, обратился к другу: — Ну что, Гриф, поехали, что ли?
Роджер Хоган и Гриф дружили со школы. Роджер, толстый коротышка с круглым, как мяч, животом, работал начальником цеха на местной скотобойне. Всякий раз, как Гриф возвращался на побывку с аляскинского нефтепровода, Роджер уговаривал его остаться в родном городке насовсем и устроиться к нему на бойню.
— Будем жить припеваючи, как в старые добрые времена, — добавлял он.
— Доброе утро, Родж, — бодро ответил Гриф, не переставая злобно щуриться на дочь. — Придется тебе ехать вперед без меня. Калли приснился страшный сон. Я посижу с ней немножко, пока ей не полегчает, а потом уложу ее спать.
— Да ладно тебе, Гриф! — недовольно буркнул Роджер. |