|
Откуда мне было знать? Как я понимаю, в те годы даже в Штатах о его работе мало кто слышал. А многомировая психиатрия — так и вовсе изобретение последнего десятилетия. Сейчас я понимаю, как это было наивно, — я имею в виду идею о том, что человечество может лишиться памяти из-за ядерной войны. И вот ваш случай. Читаю анамнез, изучаю динамику и вспоминаю идею полувековой давности… в тот же день вижу в сети объявление о вашем семинаре и тему… Синхронистичность, да? Нормальное явление. И понимаю, что должен поговорить с вами.
— Ваши аргументы, — не очень вежливо прервал Максим. — Вы говорили об аргументах. Мне интересно… — О! — Ройфе наклонился к Дегтяреву и положил ладонь на его колено. — Вам интересно! Сравним? Сначала вы. У вас доклад готов, вы все держите в памяти, а я должен напрячь свою… Начните, а я дополню… если вспомню. — Вам с теории начать или… — С теории, — быстро сказал Ройфе. — Я приблизительно представляю наблюдательные аргументы, а с теорией у меня неважно. — С теорией как раз все просто, — улыбнулся Максим. — Ветвление волновых функций сейчас хорошо изучено, тут нет проблем. При каждом ветвлении — как предполагалось — наблюдатель сохраняет память, иначе процесс теряет физический смысл. Наблюдатель — не обязательно человек, личность. Это нечто, обладающее памятью и способное фиксировать внешние изменения. Наблюдателем может быть любая структура. И человечество в целом, в том числе. В истории постоянно происходили и происходят события, ветвящие реальность. Революция могла быть, могла не быть. Могла произойти в пятницу, могла в субботу. Наполеон мог напасть на Россию, мог отказаться от кампании. — Да-да, — Ройфе нетерпеливо постучал пальцами по колену Макса, — это все… Альтернативная история? Об этом сейчас… — Много написано, — кивнул Максим. — Заметьте: память человечества сохранялась при любом ветвлении. История шла другим путем, но все, что происходило прежде, оставалось в памяти. Между тем, это квантовая статистика, не классическая. Солнце всегда восходит на востоке и не может вдруг, случайно, взойти один раз на западе. В квантовой статистике такое возможно. Я не солнце имею в виду, понятно, а, скажем, электрон. Здесь — вероятности, может произойти так, может иначе, разница в вероятностях того или другого исхода. И наблюдатель ветвлений — тоже квантовый объект. Это значит, что при интерференции волновых функций могут меняться даже такие базовые параметры наблюдателя, как память… — Все это для меня темный лес, — вздохнул Ройфе. — Боюсь, я так и не… — Неважно! — воскликнул Максим. — Суть вы поняли сорок лет назад, даже удивительно. Зря вы не написали рассказ, это был бы шедевр. — Не был бы, — быстро вставил профессор. — И давайте не обо мне. — Да. Не о вас. Я тогда стоял на кухне и выбирал, что пить — чай или кофе. Произошло ветвление — обычное, каких триллионы происходят каждый момент. С одним «но». В одной ветви я полностью сохранил память, в другой полностью ее потерял. Для меня Вселенная возникла именно в тот момент. Из хаоса, из ничего, потому что в моей памяти ничего не было. Я видел этот мир, я его ощущал, я его постепенно познавал, но при этом не мог — и сейчас не могу, что бы мне ни говорили! — избавиться от ощущения, что до момента, когда я осознал себя где-то… я не понимал где, я не мог еще даже думать, кроме как образами, потому что не знал слов… в общем, до этого момента Вселенной попросту не было, понимаете? — Вы говорили об этом своем ощущении врачам? — Не говорил, — покачал головой Максим и настороженно посмотрел на профессора. |
